Деревня Д.М.

Вас всегда интересовал ответ на вопрос, как это Дед Мороз успевает за одну ночь облететь весь мир, зайти в каждый дом и подарить каждому мальчику и каждой девочке на Земле подарок, о котором они целый год мечтали. Которого ждали с нетерпением и даже не ложились спать, чтобы увидеть Деда Мороза и получить от него подарок лично. Большая часть этих мальчиков и девочек засыпала, так и не увидев Деда Мороза, но получив утром вожделенный подарок, продолжала верить в его существование.

Думаю, что пришло время приоткрыть завесу секретности, скрывавшей Деда Мороза. Как ни странно, ответы будут простыми. Даже слишком. Но это не значит, что они неинтересные.

Начнём с самого простого объяснения вездесущности Деда Мороза. Вы же знаете, что, когда на одном полушарии Земли – ночь, на другом – день. И наоборот. А это значит, что у Деда Мороза не одна ночь, а целых две. Это, с одной стороны, упрощает его задачу. А с другой – сильно усложняет её: ведь ему приходится колесить по миру сутки напролёт, чтобы не оставить ни одного ребенка без долгожданного подарка, и всё это – без перерыва (даже обеденного), отдыха и сна.

Но, как вы уже догадались, даже работая сутки напролёт без отдыха и сна, Дед Мороз не может попасть в каждый дом на планете.

Ну не может же он разорваться!

Не только не может, но и не должен. В этом просто нет необходимости! Дело в том, что Дед Мороз – не один. Их – целых 24!

И все они на одно лицо. Нет, не клоны, конечно. Просто братья-близнецы.

В то время, когда на одном полушарии Земли – ночь, бригада из 12 Дедов Морозов посещает все дома этого полушария, чтобы одарить всех детей подарками. 

Один из двух бригадиров (они меняются каждый год, чтобы каждый смог стать ответственным Дедом Морозом – в свою очередь) обрабатывает все пожелания и просьбы о получении подарков и передаёт их второму бригадиру-диспетчеру для распределения задач между братьями Морозами – кому и куда направиться и что и кому дарить.

В то время, как одни братья находятся на «ночном задании», другие тоже не спят: они выступают на детских утренниках в роли... правильно, Дедов Морозов.

Конечно, все братья очень устают за предпраздничные дни и будни Нового года, зато потом они «отдыхают» весь год – принимают письма от детей, пишут новые стихи, сказки, музыку. Репетируют – танцуют и поют. Чтобы в Новом году подарить детям не только желанные подарки и выполнить их пожелания (например, подарить что-нибудь другому человеку), но и порадовать новыми стихами, шутками-прибаутками, песнями, танцами и, конечно, сказками.

Так что, в деревне Дедов Морозов на самом крайнем севере жизнь кипит и работа спорится – круглый год! 

Сказ о том, как люди обманули рак

Возможно, в далёком будущем люди сумеют победить все виды и формы рака. Все его проявления исчезнут, и Старуха с косой сможет ненадолго уйти в отпуск…

А пока, в 2118 году человечеству удалось «подружиться» с раком. Сосуществовать с ним, но не умирать от него.

Учёные долго искали лекарство от рака, а пока умирали люди. Да и сами врачи. Они ведь тоже люди. Никто не застрахован от рака.

Однажды в онкологическое отделение одной из больниц попал философ-экзистенциалист. Так случилось, что за долгие годы борьбы он стал не только теоретиком. Он начал практиковать экзистенциализм в чистом виде. Он не просто смирился с болезнью. Он дословно воспринял слова рабби Менахема-Мендла из Коцка и… пригласил своё страдание на танец. Так они стали дуэтом. И это продлило жизнь философа.

Он обратил внимание, что у рака странная поведенческая особенность: он убивает больного и умирает сам. То есть, рак тоже смертельно болен. И он умирает вместе с тем, за счёт кого паразитировал – вплоть до самой смерти. Размышляя об этом (а что ещё оставалось философу?) в больничной палате, он задал вопрос вслух, будто надеялся, что кто-то его услышит и ответит: а что, если изменить психологию рака, сделав его «бессмертным», продлить его жизнь за счёт жизни его носителя? Дать болезни понять, что она может жить дольше? И сделать её безвредной. Относительно. Как грибок на пальцах ног. Модифицировать поведенческую манеру рака и уменьшить вред, наносимый организму больного. А организм укрепить. И, в конечном результате, изменить статус болезни, сделав её «спящей». Как ВИЧ, с которым можно прожить всю жизнь.

Философ предположил, что как у любой биологической субстанции, у рака есть поведенческие манеры. А это значит, что их можно изменить с помощью генной модификации рака.

И он был услышан, так как в момент размышлений к нему подошёл врач, который годами бился над решением головоломки. И предложение философа показалось ему оригинальным и действенным.

Философа спасти не удалось. Но пока одни учёные продолжали искать вакцину от рака, другим, вооружившись идеей экзистенциалиста, удалось усыпить бдительность болезни, изменить поведение рака. Болезнь была взята под контроль. А иммунитет больных был укреплён.

Они умирали, но не от болезни, а от старости. Не рак решал их судьбы. Они обманули его. И победили. 

Люди-ноты

Условно всех людей можно поделить на 7 типов. Как 7 нот – от До до Си.

«Люди До» – это дети. У них всё ещё впереди. Они – в самом начале жизненного пути. И жизнь их усеяна нотами – как вехами. Впрочем, и среди взрослых людей можно найти представителей этого типа. Они просто не хотят взрослеть. Одних они подкупают своей наивностью. Других поражают глупостью.

«Люди Ре» – это те, кто уже прожил часть жизни и, набив шишки, так и не осмыслил полученный опыт. Не сделал выводы. Они снова и снова наступают на грабли с определённой или не очень периодичностью. Иногда создаётся впечатление, что этот процесс им даже нравится. Эдакий своеобразный мазохизм.

«Люди Ми» – считают, что чего-то добились в жизни, даже если это не так. Эти будут постарше. Говорят о себе во множественном числе, представляя некое коллективное «мы». Зачастую – лозунгами. Им не важно, что о них думают другие. Но это не от большого ума: они не умеют смотреть на себя и анализировать свои поступки критично. Зато, в основном, критикуют других. Среди них часто встречаются мизантропы.

«Фа» – люди социально зависимые. Они не обладают задатками лидеров, но при хорошем организаторе неплохо играют в командную игру – будь то футбол или политика – для них разницы не существует. Они хорошие хористы. Главное – направить их к поставленной цели. Впрочем, она может быть как благая, так и не очень. Ведь манипуляторы тоже хорошие организаторы.

«Соль» – эти прожили полную жизнь и хлебнули не мало. Не только крепких напитков. Она приобрели бесценный опыт. Много добились. У них просят совета. Они приносят пользу. На их примере воспитывают других. Нередко им делают заманчивые предложения, желая, таким образом, заполучить их в свою команду. Обогатить предвыборный список и пр. Эти люди в чести и в авторитете. Некоторых представителей этого типа гордо величают «солью земли».

«Ля» – независимо от возраста, наличия или отсутствия жизненного опыта – болтуны и пустозвоны. Люди-якалки. Даже сама их речь звучит «ля, ля, ля». Хотя, многие находят её звучной и гармоничной. Даже – без примесей и фальши. Что же касается дел и поступков – это не их стихия. Нет, они с лёгкостью нафантазируют любой проект, деяние, благородный поступок – но когда их попросят показать на деле, что значат их слова, они начнут привычное для них «ля, ля, ля». Ля – не держат слово и зачастую не держат удар. Поэтому, мало кто воспринимает их всерьёз.

«Си» – подхалимы чистой воды. Это полноценные «yes-men». Во всём вторят объектам подхалимажа. Всегда подтверждают сказанное последними. «Он, как попка, — "си" да "си"» (С). Имидж «якалки» подходит им не меньше, чем людям Ля – ведь Си – последняя нота. К тому же, они многословны. Не менее болтливы, чем люди Ля. Недаром на нотном стане эти типы размещены рядом.

В нашей жизни немало условностей. Многочисленные психотесты пытаются втиснуть людей в определённые рамки, классифицируя нас, таким образом. Для них важно понять, к какой категории мы относимся, чтобы знать, кто или что из нас получится. Годимся мы для той или иной работы или нет.

Но в реальной жизни, за рамками матриц-психотестов, всё иначе. Люди могут одновременно представлять несколько типов. Порой даже самых противоречивых в сравнении. Именно поэтому автор не любит шаблоны, трафареты, жёстко ограниченные рамки и регламенты. Он предпочитает смешивать краски, но не сгущать их. Он любит жизнь во всей её многогранности, разноцветии.

Ведь из столь разных нот и получается музыка. И она может являть собой как гармонию, так и какофонию. И это зависит не только от композитора, но и от восприятия слушателя.

11.11.18

Лод

Побег

Мы часто проходим или проезжаем рядом с этими ограждёнными забором площадками, на которых стоят, лежат, а иногда – и висят автомобили. Точнее, то, что когда-то было ими. То, что от них осталось.

Когда-то они верой и правдой служили своим хозяевам, но не смогли уберечь их от аварии. После этого и те, и другие попали на кладбища. Многие машины до сих пор гложет чувство вины. У иных даже развился комплекс на этой почве.

Как ни странно, эти площадки, где находятся сломанные, избитые судьбой развалюхи, а иногда – просто груды металла, тоже называют кладбищами. Кладбищами автомобилей. Там их последнее пристанище. Туда приходят, чтобы отвинтить ту или иную, выжившую в аварии, деталь. Тот или иной уцелевший аксессуар. Они хорошо продаются.

Да, и на мёртвых делают бизнес. А для машин – это сущий Ад. Их кромсают живьём. Разрезают на части. Извлекают органы.

Но эти, как могло показаться на первый взгляд, останки, с некогда бурлившей в них жизнью, «рвавшие» дороги, с ревущими моторами, стремительно неслись вперёд… ещё не умерли. Даже попав на кладбище. В них ещё теплится надежда вырваться на свободу.

А значит, жизнь ещё не покинула их. Во всяком случае тех, у кого не пострадал двигатель.

Было ясно, что только некоторые из них смогут вырваться из этого Ада.

Также было ясно, что для победы чем-то или кем-то придётся пожертвовать: у одних не было фар, у других – лобового стекла, у третьих – дверей.

Был только один выход из этой ситуации – собрать дееспособные машины из обломков.

Те, кто были постарше, понимали, что им не выжить. И они дарили надежду тем, кто был моложе, менее потрёпан. Тем, кто нуждался в меньшем дополнении – замене или ремонте. Это было необычное зрелище: на глазах покорёженная груда металла начала обретать былые формы «Фордов», «Бьюиков», «Шевроле». И в то время, как «оживали» одни, умирали – во второй и последний раз – или просто исчезали другие. В конечном итоге – из нескольких сотен кусков железа удалось собрать несколько десятков. А те, которые пошли на запчасти, сделали это ради блага тех, кому суждено ещё было поколесить по свету. Подарили им надежду.

Окрылённые уверенностью в своём успехе, под покровом ночи, участники побега прорвали забор «кладбища» и устремились в свой Рай.

Что это за место – никто не знает. Известно лишь одно: Раем может быть любое место на Земле. За исключением Ада. 

Мальчик, который любил слушать и читать

С детства мальчик овладел двумя важными навыками: научился слушать и читать. И уделял развитию этих навыков очень много времени.

Он посещал библиотеки и там буквально глотал книги. Мальчик посещал лектории по самым разным тематикам. Слушал рассказы моряков, вернувшихся из дальних странствий. Солдат – возвратившихся с войны.

Он вырос и стал интересным собеседником. Его начали приглашать в различные клубы, лектории. Пригласили преподавать в университете.

Он так живо описывал места, ситуации, трактовал тексты. Анализировал картины известных художников и исторические события, которые они иллюстрировали. Его слушатели будто смотрели фильм – так явно и ярко представляя услышанное, будто они сами побывали в дальних странах, перенеслись в другое время, другую эпоху, а голос рассказчика – будто был голосом за кадром.

Он стал настолько популярен, что билеты на его лекции по истории, искусству, истории искусства, по литературе и философии стоили дороже билетов на концерты звёзд эстрады.

На своих лекциях он не использовал никаких наглядных средств. Они не были нужны ни ему самому, ни его слушателям: он визуализировал всё описываемое своей речью. Слушатели были уверены, что он лично присутствовал при всех исторических событиях, будто он обладал машиной времени, которая помогала ему готовиться к лекциям.

При этом, он жил очень скромно. У него и обычного автомобиля то не было. Все доходы от лекций он жертвовал детям.

Он никогда не путешествовал и не был ни в одном из мест, которые описывал так живо и ярко, будто жил там. Долго.

Он ни разу в жизни не покинул родной город. Он просто умел слушать и любил читать.

Мемуары нерождённого времени

Краткое предисловие.

Цикл "Мемуаров нерождённых" был задуман как сборник из 10 коротких рассказов, сюжеты которых пересекаются между собой. Этот цикл был написан и закончен (как я полагал на тот момент) в 2014 году. 

В 2018 году я показал мои рассказы одному виртуальному знакомому, который посоветовал добавить в цикл "Мемуары нерождённого времени". Я принял его идею, за которую искренне благодарен ему, и вот, что у меня получилось.

"Постоянство памяти", Сальвадор Дали

Время шло, бежало, летело. Текло. Это казалось настолько естественным, насколько оно было необходимо. Время разрывалось между всеми, кому оно было нужно. А нужно оно было всем. Во все времена, эпохи, в параллельных реальностях, мирах.

Все настолько привыкли к нему, что его существование считалось само собой разумеющимся – как существование солнца, воды, воздуха. Считалось, что они существовали всегда, и так будет вечно. Хотя, Вечность – это епархия Времени.

Но его никто не спрашивал. Оно, словно, работало у людей, на людей, служило им. И это тоже само собой разумелось.

Сама самой разумелась и Жизнь, зародившаяся когда-то. И как феномен и институт, она считалась вечной. Даже если живущие были смертны.

Парадоксально, что и Жизнь и Смерть – были делом Времени. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Люди не могли представить себе свой мир без Времени, вне Времени. Не могли представить и себя без этого измерения. Казалось, что оно было везде и всюду.

Всё напоминало о его существовании: часы (как наручные, так и песочные, солнечные), ходики, хронометры, спидометры, "склянки" и куранты и прочие метры.

Его мерили, делили, продавали, сдавали в аренду, оттягивали и отсрочивали. Побеждали, дарили, проигрывали, теряли… как предмет, суть, сущность, как нечто существующее – вне всякого сомнения.

Но в этом была одна единственная загвоздка: Время не знало, не подозревало и даже не могло подозревать обо всём этом. Оно было фикцией, выдумкой, условностью.

Время не жило и не существовало. Никогда.

И лишь по одной причине – оно никогда не рождалось, как не рождались все герои и действующие лица всех предыдущих эпизодов.

Они не родились именно потому, что для их зачатия, созревания и рождения требовалось Время.

То самое Время, которое так и не родилось.

Пьяные бутылки

Быть пьяным – значит быть живым.

Ведь мёртвые не пьют, как и не потеют.

Иллюстрация: Юл Ханчас

Эта коллекция бутылок находилась в одном из подвалов, которые можно встретить в каждом городе. Коллекция была обширной: бутылки разной высоты, полноты, формы. Они чем-то походили на людей, будто у каждой был свой характер, отличавший её от соседок по подвалу. Несмотря на столь явные различия, у всех них было одно сходство: они были пустыми – жизнь уже давно покинула их. А когда-то она пьянила бутылки – бурлила, кипела в них содержимым. Но люди выпили из них всю жизнь, обескровив, обрекли их на смерть.

Все бутылки были разного происхождения: прежде в одних бурлила пьянящая кровь аристократов, другие были победнее и довольствовались местным нефильтрованным деревенским пивом. Их можно было разделить и по половому признаку – деревенские пышки и их мужья – кузнецы и пахари, городские франты и их худые жены, институтки и их кавалеры…

Теперь все они были равны, ведь Смерть порождает равенство не только среди людей.

При Жизни бутылки из подвала были сытыми и пьяными – кто-то наслаждался ею дольше, наслаждение иных было коротким. Всё зависело от того, насколько они пользовались успехом, вернее – насколько пользовалось успехом их содержимое. Хотя, некоторым нравится не только содержимое, но и сам сосуд. Особенно, если эти некоторые – коллекционеры: как Жизни – всё то время, что сосуды исполнены содержимым, так и Смерти – когда опустевшая форма выглядит не хуже заполненной.

Одних люди покупали и ставили шкаф, и они ожидали лучших времен или праздника – для того чтобы их откупорили. Или наступления «чёрного дня». Других опустошали в тот же день, как они были приобретены, поскольку их покупателям не терпелось заполнить себя жизненной влагой бутылок. Те, что побогаче, покупали аристократические напитки – дорогие коньяки и копчёные односолодовые виски. Те, что победнее – довольствовались дешёвым кислым вином или пивом местного разлива.

У каждой бутылки, как и у каждого человека, была своя история. Они появилась на свет в разных уголках земного шара (да, несмотря на то, что земной шар – уже исходя из самого названия – круглый, и у него есть уголки, которые не сгладить, не округлить, не обойти стороной). Содержимое бутылок будто бы определяло их национальность, привязку к географической карте – местности, мировоззрение и даже веру: среди них были немецкие бюргеры, итальянские аристократы, французские пижоны, монахи-пивовары, монахи-виноделы и пр. Они мало чем отличались от людей, производивших либо покупавших их. Как по форме, так и по содержанию.

Возвращаясь к содержимому бутылок, которое определяло их жизнь, скажем, что одни из них были молодыми, весёлыми и жизнерадостными, жизнь всегда бурлила в них, искрилась – будь то свежее пиво или молодое задорное и задиристое вино. Другие же, перебродившие –  невостребованные – были скучными, занудами до последних моментов своей жизни. Эти «кисляки» встречались среди второсортных вин, урожаи которых приходились на сухие года. Третьи, будь то добротные коньяки и бренди, надеялись состариться в своих бутылках. Но их судьбу напитков не всегда определяли их предпочтения.

О социальном статусе бутылок можно было судить не только по цвету и качеству их стекла, но и по вензелям и геральдике, говорившей об их принадлежности к древним родам – богатых или обедневших аристократах. Те же, кто были произведены из дешёвого стекла, на скорую руку, и на них не было признаков аристократии, принадлежали к низшим сословиям, прислуживали богатым или занимались ремеслом. 

Стороннему наблюдателю могло показаться, что бутылкам из этого подвала повезло больше, чем иным, выпущенным вместе с ними или продававшимися в одних и тех же заведениях. Они уцелели в отличие от их соплеменников, пострадавших в уличных баталиях пьянчуг (которые не могли поделить между собой содержимое бутылок), ставших бутылками с зажигательной смесью – «коктейлем Молотова» или просто разбившимся при падении с транспортного средства, перевозившего пьяный груз.

Тем не менее, бутылки из подвала были мёртвым грузом. Человек, заключивший их туда, умер от алкоголизма. Откупорив последнюю бутылку, он испил её до дна, чем обрёк на смерть не только бутылку, но и самого себя. Она была последней в его жизни. За несколько минут до смерти он приказал слуге отнести пустую ёмкость в подвал, где уже находились сотни её мёртвых соплеменниц. Старея он пил всё больше, разочаровавшись в жизни: мечта – оставаться вечно пьяным, вечно молодым – умерла вместе с ним.

Нашим бутылкам повезло меньше, чем их разбившихся вдребезги сотоварищам. И даже меньше, чем их бывшему владельцу. Первые либо бесследно исчезли, либо стали пылью, развеянной ветром, как прах над Гангом. Возможно, некоторым из них повезло больше – их переплавили и вернули былую форму, предназначение и содержание. Впрочем, в этом мы не можем быть полностью уверенными.

Что же касается владельца бутылок и дома с подвалом, он был похоронен, и на могиле установлена табличка. Он не был забыт. На его могиле кто-то всё время ставил свежие цветы в вазе.

Бутылки из подвала, умерши раз, когда жизненная энергия их содержимого навеки покинула их, были обречены на вторую смерть. Забвение. Про них никто не вспоминал. Вряд ли кто-либо знал об их существовании или местонахождении. Они были сухими и трезвыми. А значит, мёртвыми.  

PS. История написана под влиянием творчества Юла Ханчаса и посвящается ему.

От Ненависти до Любви

К началу старости, ознаменовавшейся выходом мужа на пенсию, жена возненавидела своего супруга. Возненавидела его манеру речи, его почерк, книги, которые он постоянно цитировал, одни и те же шутки, которые он рассказывал на протяжении всей их совместной жизни, его запах, его поведение. Всё в нём раздражало её – само его естество – в то время как он продолжал безумно любить свою жену.

Она начала сожалеть, что не рассталась с ним в молодые годы, что не развелась в более зрелом возрасте. А теперь, когда старость и болезнь ослабили его и лишили возможности передвигаться самостоятельно, она была вынуждена ухаживать за ним, и всё больше ненавидела его. Он брюзжал, кричал, сердился, бредил по ночам, не давая ей уснуть. Но всем этим он пытался донести до неё какой-то непонятный ей посыл. Эмоции били через край, как и его любовь к ней, остававшаяся неизменной на протяжении всей их совместной жизни. Не понимая мужа, что бесило её ещё больше, она озлобилась и начала делать мелкие пакости, упиваясь своей властью над ним, ведь он был совсем беспомощным – как младенец. Он понимал, что она пакостит ему, продолжал кричать и сердиться, но и взывать к ней в попытке прекратить её действия – во имя любви.

Вскоре мужчина потерял дар речи, не мог даже мычать, произносить какие-либо звуки. Он был полностью парализован и напоминал живой труп. Женщина же ждала и даже жаждала смерти мужа, чтобы скорее избавиться от тягостей совместного бытия.

Не в силах вынести своё состояние, и, как бы вняв желанию и ожиданию жены, ночью он умер, а она, не поняв произошедшего, впервые за долгие месяцы выспалась.

Ранним утром, подумав, что муж ещё спит, женщина вышла из спальни и направилась на кухню. Проходя сквозь длинный коридор, соединявший спальню с кухней и другими комнатами и помещениями квартиры, она внезапно вернулась в комнату, чтобы убедиться, что муж готов к утреннему моциону – умыванию, купанию, смене белья, завтраку. Подойдя в полутёмной комнате к его уже остывшему телу, она прикоснулась к нему и почувствовала, что он уже не с ней, не рядом, что его нет в той комнате – лишь молчаливое тело, которое ещё несколько часов назад было её мужем. Полутемень раннего утра не позволила ей рассмотреть его лицо ещё и потому, что он лежал на боку, лицо его было повёрнуто к тому месту, где ещё несколько минут назад лежала она. Он всегда засыпал, с любовью глядя на неё.

Первой её реакцией стала дикая гримаса, изображавшая радость с оттенком злорадства. Скупая слеза радости, означавшая конец страданиям, застыла на её щеке, словно замёрзла – не высыхая.

Она вдруг успокоилась и улыбнулась, но уже совсем по-другому, будто вдохнув глоток воздуха после длительного удушения. Сварив кофе, женщина присела на табурет и начала медленно и с нескрываемым удовольствием поглощать бодрящий напиток. Она почувствовала полную свободу и независимость, кои ощущает человек, сбросивший гору со своих плеч или балласт, путешествуя на воздушном шаре, или расторгнувший тяготящий его брак, начиная новую жизнь без старых забот.  

Неожиданно ей в голову пришла мысль, что нужно избавиться от тела, предать его земле. Раздумывая над этой процедурой, женщина направилась в спальню. Услышав шум падения, доносившийся с супружеского ложа, она поспешила, пробежав сквозь длинный коридор с такой скоростью, которая могла бы подарить ей новый мировой рекорд и золотую медаль.

Ворвавшись в спальню, она ужаснулась, увидев бездыханное тело, непонятным образом оказавшееся на полу. Окно комнаты было закрыто, да и, если бы оно было открытым, какой силы ветра должен был обладать порыв, сваливший тело на пол.

Упав на пол, голова тела ударилась о край тумбочки, разбив висок. Он кровоточил. Включив свет, женщина увидела лицо мужа в крови, но больше чем вид крови, её удивило выражение его лица, которое она разглядела впервые со вчерашнего вечера. Он умер с улыбкой на лице. Но, то была не улыбка облегчения – конца страданий и мучения. То была улыбка, которую его жена не могла не узнать – так её муж улыбался, делая ей предложение. Эта улыбка была квинтэссенцией самой любви. Именно эта улыбка повлияла на её решение, и она приняла его предложение.

Увидев эту улыбку снова, впервые за долгие месяцы болезни, предшествовавшие смерти мужа, сжалилась над ним, пожалела его.

Она бережно подняла бездыханное тело на кровать, аккуратно вытерла краем простыни кровь с лица мужа, обняла его голову как когда-то в детстве его обнимала мать, и заплакала.

Женщина вдруг почувствовала пустоту, которая быстро наполнила всё её жизненное пространство, попросту сожрав его. Ведь долгие годы именно её покойный муж заполнял это пространство. Жизненное, а теперь…

Выражение её лица изменилось. Теперь оно выражало переосмысление, сожаление и… горечь утраты. Ей стало ужасно стыдно и неловко, будто она вдруг обнажилась на глазах у всех, за то, что возненавидела своего супруга с выходом на пенсию. Она стала прокручивать в памяти его манеру речи, их беседы, которые теперь стали ей так дороги и любимы. 

Она порылась в шкафу и нашла там его письма, которые он отправлял ей из дальних длительных командировок. Его почерк показался ей эталоном каллиграфии, она внимательно рассматривала и любовалась каждой буквой – ведь это была часть его. Того, кого она так сильно и страстно любила, ожидала его возвращения из командировок. 

Женщина подошла к книжной полке, взяла первую попавшуюся книгу, открыла её, тут же закрыла и сильно прижала к груди. Теперь эта книга была самым дорогим для неё предметом – это была любимая книга её мужа. Неожиданно женщина вспомнила старую шутку, которую муж рассказывал при любой оказии, в любой компании – по поводу и без повода – и громко засмеялась. Казалось, что это самая смешная шутка, которую она когда-либо слыхала.

Она подошла к телу покойного и положила свою голову на её грудь, жадно нюхая запах трупа, будто пыталась заполнить его запахом всю её носоглотку, загнать его запах в мозг – чтобы всегда помнить – и в лёгкие – чтобы дышать им. Казалось, будто это был самый изысканный и приятный запах, которым она никак не могла надышаться.

Всё, что когда-либо раздражало её в нём, что было противно – вдруг стало любимым и необходимым. Теперь, когда его не стало, она поняла цену утраты.

Её мир опустел, а ненависть превратилась в любовь к тому, кого больше нет.

Зловещие деревья

Они выглядели настолько устрашающими, что редкий смельчак мог зайти в лес ночью. Да и днём мало кто рискнул бы приблизиться к опушке, на которой росли эти гигантские, искорёженные, причудливо изогнутые, с распростёртыми лапами-крючьями дубы-колдуны, кедры-чародеи, сосны-монстры, ели-метели, осины-ассасины. Всем своим видом эти деревья будто кричали: «Не приближайся! Опасно для жизни!». Казалось, что сама Смерть поселилась на этой опушке, поджидая тех, кто готов встретиться с ней. Некоторые из деревьев выглядели как статуя Старухи с косой. Застывшие в своём безмолвии. И лишь ветер колыхал их ветки-косы.                  

Но и другие образы описывали немногие, осмелившиеся посетить эту страшную опушку: одни видели там Всадника Апокалипсиса, другие – наистрашнейшего дракона, которого могла породить самая буйная фантазия и великие глаза страха.

Увидевшие их однажды, запоминали их навсегда. Мрачные, леденящие кровь воспоминания посещали людей и по ночам. В кошмарах зловещие деревья не стояли безмолвными, вкопанными навеки в землю этого леса. Они двигались, с треском вытягивая свои корни из земли, передвигались по земле и по воздуху, нападали на странников, преследовали их.

Всё, что известно автору этих строк о необычных деревьях, поведали ему немногочисленные грибники и охотники, осмелившиеся посетить «заколдованный» - по их словам - лес. Но все описания увиденного имели мало чего общего с действительностью. 

Деревья, росшие в лесу, жили своей жизнью. Внешний их вид формировала сама Природа: они горели в пожарах, ломались от сильных порывов ветра, высыхали от жажды, гнили об избыточной влажности.

Но, больше Природы ранил их только Человек, использовавший деревья для своих нужд. Они, неспособные сопротивляться, молча выдерживали первую казнь. Так же молча рухнувшие на замшелую опушку, деревья плакали соком и смолой, и лишь в печах и каминах, высохшие, они трещали в огне, будто рассказывали перед второй и 

последней казнью свою историю.

А те из них, которым удалось пережить эти невзгоды и выжить вопреки всему, защищали себя от людей, своей устрашающей внешностью, которая была лишь одеянием, скрывавшим под собой исчезающих исполинов с неприглядной опушки леса.

Склад мыслей

Мысли хранились на складе и содержались в различных ёмкостях, коробках, ящиках – в зависимости от формы и содержания. Все они были упорядочены, пронумерованы, разложены по полочкам. Постоянно проводился их учёт, инвентаризация, аудит.

Жидкие хранились в закрытых колбах и баночках, закупоренных бутылках, порошкообразные и вообще сыпучие – в мешочках и пакетиках, в коробочках. Некоторые просто висели в воздухе. Другие содержались на различного рода носителях.

По содержанию мысли делились на категории: идеи, предложения, аргументы, доводы, соображения, постулаты, тезисы и пр.

Они были разного цвета и запаха. Некоторые были приятными, другие дурно пахли. Цвет их зависел от настроения, состояния здоровья – как физического, так и душевного: одни были рождены в бреду и в жару, и по форме и, и по содержанию – были бредовыми. Иные отличались здравым смыслом, особенно – рождённые в трезвом уме, когда голова была холодной. Были среди них и логичные, рациональные, но и лишённые логики и рационала.

Некоторые мысли были новаторские, инновационные, другие – морально устарели, и поэтому подлежали утилизации, переработке, пересмотру и одобрению либо опровержению, отрицанию и даже забвению. Они делились на тупые и острые, смешные и грустные, весёлые и печальные, конструктивные и деструктивные, способные ободрить или ввергнуть в уныние, лишающие сна и покоя или дарящие надежду и уверенность в себе, в завтрашнем дне, лёгкие и тяжелые – как по весу, так и по уровню их восприятия.

Мысли попадали на склад по разным причинам: одни из-за изобилия и даже избытка, когда головы их владельцев не в силах были вынести их количество, объём, содержание. Другие – по рекомендациям врачей, дабы избежать перегрузки мозга. Третьи – за ненадобностью. Четвёртые – из-за осуждения их владельцев, приведшие к жертвам и страданиям индивидуумов и массового населения. Пятые были отвергнуты или запрещены.  

Были и другие поводы. Например, ускользнувшие или потерянные, ждавшие возвращения и повторного применения. Также, на складе находились мысли озвученные, сказанные вслух, услышанные и те, которые озвучены не были, но, тем не менее, нуждались в сохранении, наблюдении, ждавшие своего времени. Под наблюдением обычно находились скудные или истощённые, а также – запрещённые. Последние хранились в отдельном секторе, в более жёстких, нежели другие, условиях – в особом режиме, опасаясь их утечки, похищения и повторного массового распространения. Обычно это происходило после войн или массовых терактов, актов геноцида и пр., к которым привели преступные помыслы, умыслы. Тем не менее, их не уничтожали. Эти мысли подлежали длительному хранению в отдельном секторе, служившем своего рода «музеем мысли». В этом же музее хранились и другие мысли – изящные, элегантные, красивые, служившее эталонами, примерами для подражания, вдохновением.

В духе времени, мысли также делились по своевременности и вообще – по времени: были среди них современные и архаичные, дикие и культурные, временные или постоянные. Их складировали по наличию или отсутствию такта, нравственности, морали или, напротив, аморальности.

Иногда мысли возвращали владельцам – на время или на постоянное пользование. Владельцы же имели право передачи их другим, третьим лицам, право аренды, сдачи в прокат, наследования, продажи (как оптом, так и в розницу) и уничтожения. Они были собственностью, и ими распоряжались, как угодно. Во всех этих случаях мысли рано или поздно возвращались на склад и ждали своего времени. В том числе, когда у хозяев не было средств на содержание или реализацию замыслов. В некоторых случаях мысли подлежали уничтожению, и больше не возвращались на склад, равно как и не возвращались их владельцам.

Иногда наступал дефицит мыслей, и тогда их искали, обращались на слад, когда ничего не приходило в голову. Иногда их избыток требовал освобождения умов. Их сцеживали, а затем ими кормили, втюхивали и толкали, насильственным образом заполняли умы масс. Мысли можно было похитить, украсть. Особенно – незапатентованные или те, которые плохо лежали (на складе). Мысли были везде и повсюду. Это также было поводом попадания мыслей на склад. Мысли отлавливали на улицах, в местах массового скопления людей. Были и те, которые попали на склад временно, но остались там навсегда, осиротев или попав в отказ. Так или иначе, они больше не были востребованы, оказались ненужными. Некоторые просто выходили из оборота.

Временами на склад нападали, взламывали его, похищали идеи. Бывали и подлоги, в результате которых аудит выявлял, что одни были заменены по форме, другие – по сути, цвету, запаху и даже по вкусу – хорошему или дурному или просто страдали безвкусицей.

Поскольку складом управляли люди, имели место и утечки. А иногда, по халатности или забывчивости, мысли путались, пропадали. Некоторые, по этим же причинам, находились не на своём месте, и только своевременный и жёсткий аудит мог исправить ошибки, причиной которых служил исключительно человеческий фактор, вернуть мысли на место.

Но однажды была совершена неисправимая ошибка. Никто толком не мог объяснить, что послужило ей причиной – халатность, бестолковость или предумышленное преступление. Никто не помнил, да и не мог вспомнить. Склад сгорел. Дотла. И человечество лишилось мыслей, а с ними и способности мыслить, думать, рассуждать. Осмысленно или нет, оно просто вымерло, как когда-то мамонты или динозавры.

Самого себя

Он был известный и популярный актёр, снискавший мировую славу. Сыграл во многих фильмах и спектаклях, подаривших ему эту славу. Актёр был одарённый, талантливый.
Казалось, что каждая сыгранная им роль, была перевоплощением. Но он не надевал масок, не перевоплощался, не входил в образы, не подражал им. Он просто был ими. Актёр играл судей и осуждённых ими, палачей и их жертв, строителей и разрушителей, мстителей. Он снимался в исторических картинах и в фильмах о далёком будущем – словно перемещался с помощью машины времени. Сыграл многих знаменитых его современников. И они с восхищением, будто увидев чудо, описывали, как видели самих себя на сцене, в кадре. 

И это было лучшей наградой за труд актёра. 

Режиссёры, снимавшие его, всегда радовались тому, что все сцены снимались почти с одного дубля. Редко приходилось переигрывать. Монтажёры также были довольны отснятым материалом, который быстро превращался в киноленту. Актёр всегда был тем, кого от него ожидали, кого требовалось воплотить на сцене или в кадре.

Как-то вечером, в канун его юбилея, актёру позвонил агент. И предложил сценарий для нового фильма. Уже с первых строк актёр понял, что это биографический фильм. Сценарий мастерски описывал его жизнь. Перед глазами актёра пронеслось его голодное детство, разгрузка вагонов в юности, работа на заводе, где в драмкружке началась его карьера будущего актёра.

Он с радостью вспоминал каждую роль, каждую сцену, каждый дубль. Теперь же перед ним стояла новая задача: сыграть самого себя.

Это предложение показалось ему заманчивым. Но задача оказалась нелёгкой, несмотря на талант актёра. Режиссёр раз за разом останавливал съёмку, требовал переиграть, выходил на перекур, беседовал с актёром в попытке донести до него, кого режиссёр хочет видеть на экране. Недовольство режиссёра, несметные дубли – такого ни разу не случилось в его карьере. Актёр не мог войти в роль. Киноведы и театроведы пришли к выводу, что он так долго жил чужими жизнями, играя других, что так и не смог сыграть самого себя. И это был своего рода «профессиональный смертный приговор».

После монтажа отснятого материала актёр посмотрел на свою работу и не поверил: с экрана на него смотрел другой, незнакомый ему человек. И дело было не в гриме, а в нём самом. Он долго играл других, жил чужими жизнями, меняя одну на другую с каждым новым образом, персонажем. Актёр чаще отражался в лицах своих героев, чем в зеркале, он никогда не видел себя со стороны – ведь даже в гримёрке из зазеркалья на него смотрели чужие люди. Он настолько привык быть кем-то, нежели самим собой – ведь именно этого хотел его режиссёр. Именно этого от актёра ждали зрители, поклонники его таланта, покупая билет в кино на очередную картину их кумира. Зрители никогда не видели его самого – лишь тех, кого он играл.

Но фильм нужно было отснять, и был объявлен кастинг. В результате режиссёр выбрал на роль актёра, который успешно сыграл юбиляра. Сам юбиляр подтвердил это, увидев себя на экране. Актёру, выбранному режиссёром на эту роль, удалось стать тем, кого хотел видеть режиссёр.

А наш герой заболел. Он никак не мог оправиться от своего провала и от приговора киноведов, которые долгие годы возносили его талант до небес. Но не теперь.

Актёр слишком привык быть кем-то другим, но не собой.

Как-то раз, случайно, находясь в своём доме, он посмотрел в зеркало. Оттуда на него смотрел другой человек. Но актёр ничуть не удивился увиденному. Он так долго отражался в зеркалах чужими лицами, что не знал, как выглядит сам.