Сын Бога

Лео всегда ненавидел утро. Оно начиналось одинаково: луч солнца пробирался сквозь занавески с упорством, достойным божественного вмешательства, и, кажется, это вмешательство действительно было. Его отец любил порядок — восходы, закаты, циклы планет, а заодно и то, чтобы сын не проспал школу.

— Лео, вставай. — Голос матери был мягким, но в нём всегда ощущалась та самая интонация, от которой и Вселенная сдвинулась бы с места, если бы вдруг решила полежать ещё пять минут.

Лео поднялся, натянул джинсы, которые вчера так и не удосужился положить в шкаф, и медленно поплёлся на кухню. Отец уже сидел там, листая что-то на своём древнем планшете. Вероятно, проверял отчёты по управлению космосом: падение метеорита там, спасение цивилизации здесь — будничные дела. Завтракал он так, как завтракают только боги — величественно, даже с простой овсянкой.

— Как учёба? — не отрывая взгляда от экрана, спросил он.

Лео пожал плечами и налил себе апельсиновый сок, который всегда казался слишком свежим, словно фрукт только что сорвали где-то на Гавайях. Вероятно, так и было.

— Нормально.

— «Нормально» — это не ответ, — сказал отец с лёгкой улыбкой. — Ты же можешь лучше.

И вот оно. Даже если он этого не произносит вслух, за каждым словом отца скрыто ожидание. Ты же сын Бога. От тебя ждут не просто хороших оценок. От тебя ждут… всего.

В школе было не легче. На уроке философии учитель, мужчина с бородкой и очками, из тех, кто любит слушать себя больше, чем учеников, поднял тему: «В чём смысл жизни?»

Все головы синхронно повернулись к Лео. Он чувствовал это каждый раз. Как будто в классе есть кнопка «ответ по умолчанию», и она — это он.

— Ну, Лео? — с надеждой в голосе произнёс учитель. — Ты должен знать.

Лео посмотрел в окно. Там за стеклом дети на перемене играли в футбол, смеялись, падали в грязь. И в их глазах не было этого постоянного давления, этой тени величия, которая нависала над ним.

— А что, если смысла нет? — наконец сказал он.

В классе воцарилась тишина. Учитель задумался. Одноклассники переглянулись. Ожидания снова не совпали с реальностью.

После школы Лео сидел на крыше старого дома неподалёку от школы, перебирая струны гитары. Она была дешёвой, со слегка треснутым корпусом, и звучала так, будто уже видела больше жизни, чем её хозяин. Он любил этот инструмент за его несовершенство. Гитара не требовала от него быть кем-то особенным. Она просто звучала.

Он часто думал о побеге. Не в буквальном смысле, хотя идея была заманчивой. Скорее, он хотел убежать от самого себя. От имени, от наследия, от бесконечного «ты же сын Бога».

В одну из таких задумчивых ночей он просто встал и ушёл. Захватил рюкзак, гитару и немного мелочи. Мир за пределами их божественного дома был другим: шумный, хаотичный, иногда даже грязный. И в этом хаосе было что-то живое. Он пел на улицах, играл для случайных прохожих, жил в маленьких квартирах с облупившимися стенами, где пахло кофе и чужими историями.

Он встретил уличных музыкантов, которые не знали, кто он такой. Им было всё равно. Они слушали его песни не потому, что он был особенным, а потому что в них было что-то настоящее. Лео учился смеяться без оглядки на то, как он выглядит. Он влюбился в девочку, которая носила разноцветные носки и не верила в богов.

Но однажды, сидя на ступеньках какого-то вокзала, он понял: можно сбежать от дома, от имени, но не от себя. И тогда он вернулся.

Отец ждал его на кухне, как будто знал, что сын появится именно сейчас. Может, так и было.

— Ты нашёл то, что искал? — спокойно спросил он.

Лео сел напротив.

— Я не хочу быть тобой. Я не хочу управлять звёздами. Я просто хочу быть собой.

Отец улыбнулся. По-настоящему, без тени ожидания, без намёка на разочарование.

— А ты думаешь, я хотел быть Богом? — ответил он. — Я просто однажды пошёл на работу.

Они оба рассмеялись. Это был простой, человеческий смех. Не божественный, не грандиозный. Просто смех двух людей, которые наконец поняли друг друга.

Лео снова взял гитару. Он всё ещё не знал, в чём смысл жизни. Но теперь ему было всё равно. Потому что он нашёл свой.