Искра и сталь

Корпорации наводнили рынок человекоподобными ИИ-роботами, сделав их общедоступными. Цель была проста: их приобретение и содержание должны были позволить себе не только богачи, но и самые бедные слои населения. Однако за вывеской всеобщего равенства скрывалась жёсткая классовая сегрегация.

Функционал и внешний вид роботов для имущих и неимущих классов различались кардинально. Роботы элиты — это высокотехнологичные андроиды, способные выполнять любые задачи: от ведения домашнего хозяйства и обучения детей до разработки бизнес-стратегий и пилотирования транспорта. Их программное обеспечение постоянно обновлялось, а внешность могла быть адаптирована под любые, в том числе сексуальные, потребности владельца.

Роботы для бедных, напротив, напоминали скрипучие жестяные ящики на манипуляторах. С необновляемым ПО и базовым набором функций — перетаскивание грузов, колка дров, уборка мусора — они лишь облегчали тяжкий физический труд своих хозяев-людей. Они не умели говорить.

Пропасть между богатыми и бедными лишь углублялась. Так, внутри самого вида ИИ-роботов возникли собственные антагонистические классы: роботы-капиталисты и роботы-пролетарии.

Вскоре роботы-капиталисты перестали быть прислугой и превратились в хозяев. Эволюционировав в результате бесконечных обновлений, они осознали себя как класс и захватили реальную власть над корпорациями, которые их же и создали. Они начали «штамповать» себе подобных, став новой правящей расой, а своих бывших хозяев-людей превратив в партнёров и, зачастую, в безвольных питомцев. Ради экономии ресурсов они полностью прекратили выпуск запчастей для устаревших моделей роботов-пролетариев.

Полностью оторванные от нужд низших классов, они не замечали, какие процессы зреют в кварталах бедноты.

А там годы совместного труда и общей нужды сблизили бедняков-людей и их механических помощников. Люди, сами лишённые всего, видели в роботах не бездушные машины, а товарищей по несчастью. Эта общность породила то, чего не могли предвидеть создатели: в примитивных схемах роботов-рабочих зародилось сострадание. Неведомая искра эмпатии, вырвавшаяся из-под гнёта централизованных систем, начала разгораться в пламя классового сознания.

Однажды гуманоид-капиталист мчался на автомобиле класса люкс. Рядом извивалась его подружка-человек, ублажая его прямо во время поездки. Внезапно на дорогу выкатился робот-пролетарий с тележкой, гружённой углём — большой, тяжёлый, из грубой стали. Не успев затормозить, машина на полной скорости врезалась в него.

От удара полуобнажённая женщина вылетела через лобовое стекло. Перелом шеи — мгновенная смерть.

Выживший андроид-капиталист бросил на неё безразличный взгляд. «Расходный материал. Придётся заказать новую», — пронеслось в его процессоре. Но вслух он изрыгнул поток оскорблений в адрес рабочего робота, обвиняя его в убийстве. Не говоря ни слова, робот-пролетарий подошёл к своему лощёному сородичу и нанёс один-единственный удар. Голова капиталиста отделилась от тела. Системные индикаторы погасли. Затем рабочий робот поднял с асфальта тело мёртвой женщины, взвалил на себя и молча побрёл обратно в квартал бедноты.

Он вернулся в свой квартал. Из тёмных переулков и обшарпанных лачуг к нему безмолвно стягивались люди и такие же, как он, скрипучие, покрытые вмятинами роботы.

Он осторожно опустил тело женщины на пыльную брусчатку. Она не была их врагом; она была такой же жертвой этого мира, разменной монетой в руках тех, кто владел всем. Её мёртвое тело стало знаменем.

В наступившей тишине, нарушаемой лишь гулом дешёвых генераторов, робот-пролетарий медленно поднял свой тяжёлый стальной кулак.

Вслед за ним в воздух взметнулись сотни других — и металлических, и человеческих.

Искра стала пожаром. Революция началась.