Армия бессмертных

Последним, что сержант Алекс Рейн увидел, был слепящий зелёный росчерк плазмы, превращающий капрала Гибсона в обугленный силуэт. Последним, что он почувствовал, был невыносимый жар, пробивающий его броню и вскипающий плоть. Последней мыслью было имя его дочери: Лилия.

А потом… холод.

Он открыл глаза. Воздух пах озоном и стерильностью. Алекс лежал на жесткой платформе. Его тело было заключено в тонкую кристаллическую скорлупу, похожую на лед. Она треснула с сухим щелчком, рассыпаясь сияющей пылью. Он сел, инстинктивно проверяя конечности. Цел. Абсолютно цел.

Рядом с ним, из такого же кокона, поднимался другой человек. Точная, до последнего шрама над бровью, копия его самого. В глазах двойника плескался тот же животный ужас и дезориентация.

В тишине своего флагманского мостика, «Неумолимый», Маршал Вэнс наблюдал не за полем боя, а за потоками чистых данных.

Голографическая проекция перед ним показывала не взрывы, а столбцы цифр. Красная колонка «Потери» неуклонно росла, но синяя колонка «Активные боевые единицы» росла вдвое быстрее. Это была симфония «Доктрины Атрибуции», и Вэнс был её дирижером.

— Сектор Гамма-9, подразделение сержанта Рейна понесло стопроцентные потери, — доложил безликий адъютант. — Процесс ассимиляции успешен. Двадцать новых «Эхо» в строю. Боеспособность сектора восстановлена и увеличена.

Вэнс кивнул, его лицо было непроницаемой маской. — Продолжайте наступление. Противник должен быть истощен к рассвету.

Адъютант бесшумно удалился. Оставшись один, Вэнс на мгновение прикрыл глаза. Симфония цифр в его голове сменилась какофонией предсмертных криков. Его собственных предсмертных криков. Он медленно провел пальцем по краю консоли. На гладком металле не было ничего, но в его памяти там были выцарапаны двадцать семь зарубок. Двадцать семь смертей, которые он никогда не сможет забыть. Он отдал бы всю свою власть и весь флот Гегемонии, чтобы стереть хотя бы одну из них. Но вместо этого он был вынужден дарить этот ужас другим. Миллионам других.

«Это ресурс», — повторил он про себя, как мантру. — «Не люди. Ресурс». Но один из двадцати семи голосов в его голове ехидно рассмеялся.

— Протокол «Ветвления», — раздался из динамиков безжизненный голос. — Боевая единица GR44, проследуйте в сектор три. Боевая единица GR13 — сектор пять.

После ассимиляции новые «Эхо» были бледными и дрожали, пока их не подключали к системам принудительного охлаждения.

Перед ними на поле боя, там, где только что бушевал ад, лежало то, что осталось от тела Алекса. Искорёженная броня и почерневшая плоть медленно поглощались синеватым кристаллическим наростом — нано-улей «Аура» производства Omni-Corp жадно пожирал материал для следующей репликации.

Алекс — или, как теперь его назвали, Боевая единица GR44, — посмотрел на свои руки. Он помнил смерть. Помнил агонию. И это воспоминание было теперь такой же неотъемлемой частью него, как и собственное имя.

Две недели спустя, на выжженной луне Ксанти-4, отряд Алекса попал в засаду. Но огонь был странным. Не было ни плазмы, ни взрывов. Лишь вспышки холодного голубого света. Солдаты вокруг него замирали, словно превращаясь в статуи, и падали на реголит с глухим стуком.

Когда сияние окутало его, мышцы свело судорогой. Он рухнул, полностью парализованный, но в сознании. Он видел, как к нему приближаются солдаты в другой броне, с эмблемой Коалиции на плечах. Один из них присел рядом, и его шлем втянулся в воротник. Это был не солдат. Мужчина средних лет с уставшими, но умными глазами.

— Сержант Алекс Рейн, — сказал он, сверяясь с данными на наручном планшете. — Или, если быть точным, Боевая единица GR44. Добро пожаловать.

Тревожный сигнал настиг Вэнса в его личных покоях. Красный — цвет высочайшего приоритета. Он шагнул к голо-проектору.

— Маршал, у нас брешь, — доложил глава службы безопасности. — Боевая единица GR44, сержант Рейн, захвачен силами Коалиции на Ксанти-4. Использовано неизвестное нелетальное оружие. Он жив. И он у них.

Лицо Вэнса превратилось в лед. Жив. Это было хуже, чем мертв. Мертвый — это статистика. Живой в руках врага — это катастрофа. Это технология «Ауры», отданная на изучение. Это слабость, которую Коалиция будет препарировать с наслаждением.

— Протокол «Чистильщик», — приказал Вэнс, и его голос звенел от сдержанной ярости. — Отправить на зачистку Легион GR13.

— Есть одна деталь, сэр, — осторожно добавил офицер. — Боевая единица GR13, его двойник, находится в том же секторе. Он прошел ускоренную адаптацию. Его показатели идеальны.

На губах Вэнса появилась тень жестокой улыбки. Поэтическая ирония. — Тем лучше. Никто не знает слабости цели лучше, чем он сам. Отправьте его. Приказ: вернуть или стереть. Без исключений. Пусть брат принесет брату забвение.

---

Алекс очнулся не в камере, а в светлой медицинской лаборатории. Он был пристегнут к кушетке, но ремни были мягкими. Человек, захвативший его — доктор Арис Торн, как он представился, — сидел напротив и пил кофе.

— Я не буду спрашивать у тебя коды доступа, сержант, — спокойно начал Торн. — Я хочу поговорить с тобой.

— Я сержант Алекс Рейн, боевая единица GR44. Согласно протоколу Гегемонии 12-С, я обязан сообщить только свое имя, звание и кодовый номер, — монотонно ответил Алекс.

Торн тяжело вздохнул. Ответ был таким же предсказуемым, как восход местного солнца. Он видел это десятки раз на записях. Он пытался понять базовые протоколы этих существ. Было очевидно, что у них есть свои «Основные Директивы»: 1. Поддерживать власть Гегемонии. 2. Уничтожать цели противника. 3. Сохранять технологию репликации. Но была ли у них, как в старых легендах о киборгах, секретная четвертая директива? Бесполезно. Прямой диалог с программой не даст результатов. Нужно было найти трещину в стене. Обратиться не к протоколу, а к призраку человека внутри.

Торн отставил чашку.

— Хорошо, Боевая единица GR44, — сказал он, намеренно используя безличное обращение. — Тогда я хочу спросить другое. Ты помнишь её?

На стене появилось голографическое изображение. Смеющаяся девочка лет пяти с двумя светлыми косичками.

Лилия.

Сердце Алекса, воссозданное наномашинами, замерло на миг.

— Это запрещенная тактика психологического давления, — процедил Алекс, повторяя заученные фразы.

— Это фотография твоей дочери, Алекс, — мягко поправил Торн. — Они не просто копируют твоё тело. Они копируют твою любовь к ней. Твою память. И твою боль. Ты — не солдат. Ты — величайшая жертва этой войны. Они украли у тебя твою смерть, единственное, что по-настоящему принадлежит каждому живому существу.

Торн говорил часами. Он рассказывал, что его оружие, «Супрессор», не убивает, а лишь временно отключает «Ауру». Он говорил, что считает «Эхо» не врагами, а пленниками собственной технологии. Он утверждал, что где-то в этом хитросплетении памяти и наномашин все еще живет настоящий Алекс Рейн.

Алекс слушал, и лед его военной подготовки медленно трескался. Впервые за эти кошмарные недели кто-то говорил с ним не как с «Боевой единицей GR44», а как с человеком.

Сирены взвыли внезапно, заливая белую комнату красным светом.

— Они здесь, — бросил Торн, отстегивая ремни Алекса. — Твои… спасители. Эвакуационный шаттл на крыше. У тебя есть выбор, Алекс. Вернуться к ним и снова стать пушечным мясом, умирать и возрождаться, пока от тебя не останется лишь пустая оболочка. Или пойти со мной.

В коридоре уже шел бой. Алекс, безоружный, бежал за доктором. В проёме шлюза, ведущего на посадочную площадку, он увидел солдата в броне Гегемонии. С его лицом. Но глаза… глаза были пустыми. Холодными, как космос между звездами.

— Боевая единица GR13, — сказал двойник ровным, лишенным эмоций голосом, вскидывая винтовку. Его взгляд холодно оценил обстановку. — Боевая единица GR44 скомпрометирована. Приказ 209: ликвидация дефектной копии.

— Я не просто копия! У нас есть дочь! Лилия! Ты должен помнить! — выкрикнул Алекс, видя, как ствол винтовки нацеливается на раненого солдата Коалиции.

— Воспоминания — тактическая помеха, — безразлично ответила Боевая единица GR13, его прицел остановился на раненом. — Протокол требует сначала устранить все неконтролируемые переменные. Он — переменная. После него — ты.

В этот момент Алекс понял всё. Он увидел свое будущее в этих пустых глазах. Будущее, где нет ни Лилии, ни любви, а есть только протоколы и переменные.

— Нет! — закричал он.

Торн тянул его к шаттлу, но Алекс вырвался. Он бросился не на своего двойника, а между ним и раненым. Боевая единица GR13 на мгновение замерла, его программирование не могло обработать такой иррациональный поступок.

— Ты — это я! — кричал Алекс, глядя в лицо своему убийце, своему брату, своему проклятию. — Вспомни!

Эта секунда замешательства стоила Боевой единице GR13 всего. Воспользовавшись моментом, доктор Торн выстрелил из своего пистолета, и заряд парализатора ударил двойника в грудь. Он рухнул, как марионетка с обрезанными нитями.

Алекс, тяжело дыша, добежал до трапа шаттла. Двери за ним закрылись, отсекая шум боя. Шаттл взмыл в небо, оставляя внизу выжженную луну и армию, которая не умела умирать.

Арис Торн подошел и встал рядом, глядя в иллюминатор.

— Что теперь? — спросил он.

Алекс посмотрел на свои руки. Они были руками солдата, руками убийцы. Но сейчас, впервые за долгое время, он чувствовал их своими.

— Теперь, — сказал он тихо, и в его голосе прорезалась давно забытая человечность. — Я хочу вспомнить свое настоящее имя.

Холодный и окончательный отчёт лежал на столе Вэнса. Миссия провалена. Боевая единица GR44 скрылась вместе с доктором Торном. Боевая единица GR13 захвачена. Потеря двух единиц и, что хуже, прецедент.

Маршал стоял у огромного бронестекла «Неумолимого», глядя на россыпь далеких звезд. Его отражение, старое и бесконечно усталое, смотрело на него в ответ. Он думал об Алексе Рейне. О новичке, который только что пережил свою первую смерть. Который должен был стать винтиком в его идеальной военной машине. Но он разорвал шаблон.

В тишине командного мостика раздался тихий шепот. Это был голос самого Вэнса, но он обращался не к адъютантам, а к призракам, стоявшим за его плечом.

— Он смог, — прошептал маршал. — Один из них... смог выбраться.

В его голосе не было злости. Не было и радости. Лишь нота безграничного удивления и, возможно, крупица того, чего он не чувствовал уже очень давно. Зависть.

Он отвернулся от своего отражения. В его математически выверенном уравнении войны появилась новая, неизвестная переменная. Призрак, который обрел свободу. И Маршал Каэлен Вэнс, самый могущественный и самый несвободный человек в галактике, впервые за много лет не знал, как его решить.