The Voice of the City

In 2050, the city's transportation system was completely redesigned. Cars were no longer just machines. They had become our partners, intelligent agents capable of communicating with one another, the road infrastructure, and even pedestrians.

Every vehicle was equipped with a sophisticated system of sensors and detectors that collected information about the environment. This data was analyzed by artificial intelligence, which not only made decisions but also learned to anticipate human desires. Cars talked to each other, warning about obstacles, accidents, and available parking spaces. Roads, equipped with intelligent sensors, monitored traffic flows, adjusted the operation of traffic lights, and informed drivers about changes in the environment.

But not everyone in the city immediately embraced these changes. Some admired the safety and convenience, while others felt alienated in this new world. “The machines think better than we do,” muttered an old man at the bus stop, watching perfectly synchronized autonomous vehicles arrive to pick up passengers. He couldn’t get used to the idea that taxis no longer needed to be called — the system already knew where he needed to go.

On the other hand, young people adapted quickly. For them, wristbands that synchronized with the transport network were an essential part of daily life. These devices not only shared location data but also planned routes, warned of dangers, and even recommended nearby cafes or parks.

For me, this city became a revelation. One day, rushing to work, I paused at a crosswalk. A car stopped a few meters away to let me pass, and I heard a calm voice: “Please, go ahead, sir.” It wasn’t the driver but the car itself. It hadn’t just recognized me — it addressed me as an equal.

At that moment, I realized that technology had changed not only transportation but also ourselves. People became more tolerant, calm, and even kinder. Streets were no longer filled with chaos, honking horns, and frustrated shouting. Instead, the city spoke to us — softly, friendly, and confidently.

However, behind this idyll lay challenges. People who lost their jobs to automation were forced to seek new paths. Some felt isolated, unable to trust technologies that “knew too much.” Others feared what might happen if the system failed or if someone learned to manipulate it.

All this made me reflect on the future. It had undeniably arrived. But despite the perfection of technology, one thing remained vital: to not lose our humanity in this perfectly organized yet still fragile world.

Morning Roll Call

Imagine: early morning, the dim light of phone screens, trembling voices greeting each other. Elderly people gather in a virtual room, each one a keeper of their own story.

They take turns calling out, their words simple yet filled with deep meaning:
— "I’m here."
— "Me too."
— "Still alive, but my legs ached again last night."
— "Still breathing."

Sometimes, someone doesn’t answer. A pause follows, a silence wrapping around the screen. The others wait anxiously. Then someone says:

— "Maybe they just forgot."
— "Or their phone died."

But they understand. After a moment, one of them suggests remembering that person — their jokes, their stories, their habits. Slowly, the conversation shifts into a gentle smile through the sadness.

This roll call is not just a check to see who’s still alive. It is a symbol of connection, the last island of human warmth they hold onto with all their strength in the swift current of time.

Головная боль

(Из неопубликованного)

Жители этой планеты испокон веков страдали от головной боли. Возможно, причиной тому было древнее проклятие или "сглаз", в которое верили жители планеты. Достоверно никто не мог сказать, что привело к этому поголовному заболеванию миллиардов человек. Со временем заболевание стало генетическим и передавалось от родителей к детям.

Родители зачинали детей с головной болью, с ней появлялись на свет их дети, с этой же болью их рожали матери. Головная боль настолько беспокоила жителей планеты, что они перестали интересоваться прошлым — главное, пережить день сегодняшний и надеяться, что завтра будет легче. Ведь лекарство позволяло им ослабить боль.

Лекарство производили три крупных корпорации проклятой планеты, которые постоянно воевали друг с другом в рекламных кампаниях, дабы завладеть предпочтениями покупателей, которым некуда было деваться. По правде говоря, рекламные войны были напускными. На самом деле все три компании — "Молака", "Гиноптал" и "Ринаспи" — являли собой картель и заправляли всем рынком планеты. Практически всё население планеты было их заложниками и рабами. Нет, эти люди не жили на галерах, подобно рабам Древней Греции, и не на хлопковых плантациях США, но они и не были свободными. Всего их заработка хватало лишь на приобретение препаратов от головной боли и небольшого выбора доступных продуктов питания, которые также производились на предприятиях трёх фарма-монстров. Эти продукты изобиловали пищевыми добавками, включающими в себя ингредиенты болеутоляющих препаратов.

Люди жили в комплексах, на территории которых размещались предприятия и дешёвое жильё в колоссальных по высоте жилых зданиях. Жилыми можно было назвать их с большой натяжкой, так как в малометражных квартирах с минимальными условиями жизнеобеспечения ютились большие семьи.

Но так жило не всё население планеты. Среди него была узкая прослойка, которая не страдала от головной боли. Это была элита — финансовая и политическая. Она наслаждалась безболезненной жизнью. Качество их жизни нельзя было даже сравнить с качеством жизни 99% населения планеты. Собственно, её представители много веков назад изобрели болеутоляющие лекарства. Они постоянно твердили в пропаганде, распространяемой через контролируемые ими СМИ, что именно они спасли всё население планеты от смерти — от головной боли. Именно это великое спасение обеспечило им сотни лет назад контроль и власть над планетой. И с этой властью они никогда не расставались, передавая её из поколения в поколение, от отца к сыну, в то время как большая часть жителей планеты передавала грядущим поколениям лишь головную боль, время от времени утихающую благодаря болеутоляющим препаратам. Таким образом, обезволенное большинство просто позволило элите взять власть, которая буквально валялась на дороге. За неё никто не боролся.

Люди боялись боли, которую с трудом преодолевали с помощью препаратов, и поэтому боялись потерять работу на предприятиях трёхголового картеля. Только работа могла гарантировать им возможность приобретения обезболивающих препаратов. Поэтому проблема безработицы практически не существовала на этой планете. Никто даже не был знаком с этим понятием.

Важно отметить, что одной из характеристик этих препаратов было не только обезболивание, но и подавление воли принимающих их. Принятие лекарств подавляло волю, инициативу, стремления. Подавляющее большинство жителей планеты следовало лишь низменным инстинктам: они ели, пили, сношались, рожали детей. Всё было нацелено и направлено лишь на поддержание минимального жизненно важного функционирования человеческого рода. Казалось, что это было на руку правящей элите, подавлявшей волю и мысли большинства, что гарантировало отсутствие сопротивления. Большинство жителей планеты деградировало в результате многовекового употребления обезболивающих и обезволивающих препаратов. Скорее, они больше были похожи на животных, чем на людей.

Продолжительность жизни на планете была очень низкой среди страдавшей части её населения. Даже болеутоляющие препараты не могли предотвратить сумасшествия от безысходности. Оно было равнозначно смерти. Часто на улицах городов планеты можно было видеть трупы молодых людей, якобы потерявших работу от сумасшествия. Многие кончали жизнь самоубийством, убивали своих детей, дабы избавить их от неминуемых страданий. Но трупы никто не убирал. Наоборот, рядом с ними ставили стенды с плакатами, говорившими, что лишь в работе — спасение и здравомыслие. Лишь работа гарантирует относительно безболезненную и спокойную жизнь. Люди боялись сумасшедших, которые считались заразными больными, и поэтому о них сразу же докладывали властям. После чего практически в тот же день улицы усеивались трупами, рядом с которыми появлялись всё новые стенды и плакаты со счастливыми здравомыслящими первыми лицами городов и стран, принимавшими препараты и призывавшими массы страдавших "быть как мы".

Иногда наступали периоды, когда рождаемость на планете резко падала, так как люди не хотели рождать детей в муках и давать им мученическую жизнь. Падение рождаемости, как и зашкаливающая от сумасшествия, самоубийств и убийств из-за обезболивающих лекарств смертность, не были в интересах правящей элиты планеты. Поэтому время от времени проводились громкие рекламные кампании, убеждавшие людей, что новое поколение препаратов напрочь снимает головную боль, позволяет забыть о ней. И хоть сильный эффект от новых препаратов был краткосрочным, люди приобретали их любой ценой. Они воровали препараты, убивали друг друга ради них. Лишь бы недолго пожить без боли. Новые препараты развивали зависимость, но их производство было ограничено, а цена — слишком высокой. Никто из страдающих даже не помышлял (пока не мутнел их разум) о прекращении потребления лекарств.

Время от времени в разных странах планеты всё-таки зарождались бунты и даже движения сопротивления. Но всех их довольно быстро и особенно жестоко подавляли армии, состоявшие из граждан и подданных различных государств. Военные считались привилегированной прослойкой, так как они жили дольше обычных граждан планеты. Для них производились особенно сильные стимуляторы, принятие которых гарантировало им безболезненное, а значит, абсолютно лояльное служение правящим режимам.

На этой планете практически не было международных конфликтов, войн. Только гражданские, братоубийственные.

Так веками обеспечивалась гегемония правящей верхушки на планете — единственных её жителей, не нуждавшихся и не принимавших обезболивающих препаратов, но производящих их для скармливания большинству.

О секрете гегемонов, кроме них самих, никто не знал, так как лица первых лиц городов и стран постоянно смотрели на потребителей лекарств со всех рекламных плакатов, принимающими новейшие препараты. Эти лица говорили, что они не знают боли благодаря всё новым и новым препаратам, появлявшимся на рынке каждые полгода. Таким образом, у страдающего от боли большинства создавалось ощущение, что абсолютное большинство жителей планеты принимает препараты. Это также развивало их зависимость от препаратов, подавляло волю.

Производительность препаратов была равна их потребляемости: все страдающие от головной боли жители производили и потребляли препараты. Казалось, что другой жизни не дано, да и никто из страждущих масс, подавленных препаратами, не помышлял ни о чём другом.

Однажды случилась аномалия. Родился ребёнок, у которого не болела голова. 

04.09.2017 ‎г., ‏‎18:09

Продолжение следует.

Утренняя перекличка

Представьте: раннее утро, тусклый свет на экранах телефонов, дрожащие голоса, приветствующие друг друга. Старики собираются в виртуальной комнате, каждый из них — хранитель собственной истории.

Они перекликаются по очереди, их слова просты, но наполнены глубоким смыслом:

— «Я здесь».
— «И я тоже».
— «Жива, но ночью снова крутило ноги».
— «Всё ещё дышу».

Иногда кто-то не отвечает. Наступает пауза, тишина, обволакивающая экран. Остальные напряжённо ждут. Затем кто-то говорит:

— «Может, просто забыл».
— «Или телефон сел».

Но они понимают. Потом, спустя мгновение, один из них предложит вспомнить этого человека — его шутки, истории, привычки. И разговор потихоньку сменится лёгкой улыбкой сквозь грусть.

Эта перекличка — не просто проверка, кто ещё жив. Это символ связи, последнего островка человеческого тепла, который они держат изо всех сил в быстротечной реке времени.

The World of Acceptance

Imagine a world where most of the inhabitants are autistic. Children and adults alike build a society free of stigma, discrimination, and superficial relationships. Their world is founded on mutual understanding, patience, and acceptance, regardless of language, culture, skin color, or gender.

Here, people do not hide their emotions or fear being misunderstood. Instead of noisy parties and formal gatherings, they choose warm evenings with loved ones or engaging in solitary, meaningful activities. Communication is intentional: there are no small talk or veiled hints. Honesty and directness are valued above all.

This world is not perfect. Not all autistic individuals are the same, and finding common ground can sometimes be challenging. Yet, this society thrives, using each person's unique abilities as the foundation for collaboration and opening new horizons.

In this society, neurotypical individuals are the minority. They are met with care and understanding. Aware that direct communication and clear rules might be difficult for them, autistic individuals create special comfort zones.

These spaces are equipped with soundproofing, dim lighting, and interactive elements, ensuring that neurotypical people feel cozy and safe. Schools offer programs tailored to their learning and communication styles. Autistic teachers, with exceptional attentiveness, help them develop the skills needed to navigate this world.

In the autistic world, art plays a vital role. It is not just pleasing to the eye but serves as a means of expressing ideas and emotions. Galleries and theaters are filled with works that touch the soul. Music, paintings, sculptures — all are imbued with meaning that is easy to grasp if one listens or observes carefully.

Technology serves as a tool to connect people. Virtual spaces help overcome the barriers of time and distance, allowing everyone to express themselves and find like-minded individuals.

There is no conflict between autistic and neurotypical individuals. Instead, both worlds learn to coexist, recognizing their differences and turning them into opportunities for growth. Autistic individuals do not aim to change neurotypical people, and neurotypical people do not try to "cure" autism. Together, they create a space where everyone can simply be themselves.

Ava, a young artist with an extraordinary talent for creating multimedia paintings, visited a neurotypical comfort zone for the first time and met Lewis — a writer who believed he struggled to understand autistic people. Their conversation began with awkward pauses and misunderstandings.

But Ava, instead of masking her straightforwardness, sincerely asked:
"Why do you feel out of place?"

Lewis, smiling sheepishly, replied:
"It's all... too quiet here. I'm used to noise and quick reactions."

Ava paused to think. Rather than explaining, she took his hand and led him to her artwork — a massive dynamic projection where vibrant colors shifted in rhythm with his pulse. Lewis stood still, captivated. He realized that the world he had found alien could be so multifaceted that it even had space for his emotions.

This world is not just a utopia. It is a dream of harmony, where everyone is valued for who they are.

05.11.2017, 16:36

Голос города

В 2050 году транспортная система города была полностью перестроена. Автомобили больше не были просто машинами. Они стали нашими партнерами, интеллектуальными агентами, способными общаться друг с другом, с дорожной инфраструктурой и даже с пешеходами.

Каждое транспортное средство было оснащено сложной системой датчиков и сенсоров, которые собирали информацию об окружающей среде. Эти данные анализировались искусственным интеллектом, который не только принимал решения, но и учился предугадывать человеческие желания. Машины разговаривали друг с другом, предупреждая о препятствиях, авариях и свободных парковочных местах. Дороги, оснащенные интеллектуальными датчиками, контролировали потоки движения, подстраивали работу светофоров и сигнализировали водителям обо всех изменениях в обстановке.

Но не все в городе сразу приняли эти перемены. Одни восхищались безопасностью и удобством, другие чувствовали себя чужими в этом новом мире. "Машины думают лучше нас", — ворчал старик на остановке, наблюдая за идеально синхронизированными беспилотниками, которые подъезжали за пассажирами. Он не мог привыкнуть к тому, что такси теперь не нужно вызывать: система сама знала, куда ему нужно ехать.

С другой стороны, молодёжь быстро адаптировалась. Для них браслеты, которые синхронизировались с транспортной сетью, были неотъемлемой частью повседневности. Эти устройства не только передавали данные о местоположении, но и строили маршруты, предупреждали об опасностях и даже могли рекомендовать кафе или парки поблизости.

Для меня этот город стал открытием. Однажды, спеша на работу, я невольно замер на перекрёстке. Автомобиль остановился в нескольких метрах, чтобы пропустить меня, и я услышал спокойный голос: "Пожалуйста, проходите, уважаемый". Это был не водитель, а сама машина. Она не просто меня распознала — она обратилась ко мне как к равному.

В этот момент я осознал, что технологии изменили не только транспорт, но и нас самих. Люди стали терпимее, спокойнее, даже добрее. Улицы больше не были полны хаоса, звуков клаксонов и раздражённых криков. Вместо этого город говорил с нами — мягко, дружелюбно, уверенно.

Однако за этой идиллией скрывались трудности. Люди, потерявшие работу из-за автоматизации, вынуждены были искать новые пути. Некоторые испытывали чувство изоляции, не в силах доверять технологиям, которые "слишком много знали". Были и те, кто опасался: что произойдёт, если система даст сбой? Или если кто-то научится ею манипулировать?

Всё это заставило меня задуматься о будущем. Оно, безусловно, наступило. Но, несмотря на совершенство технологий, важным оставалось другое: не потерять человечность в этом идеально организованном, но всё ещё хрупком мире.

Matt the First: The King of the Digital Age

King Matt the First, a young gamer and TikTok star, ascended to the throne in the era of digital technologies. Gone are the days of dull ministers in outdated suits—they have been replaced by a team of advanced IT specialists. Instead of dusty tomes of laws, holographic tablets now provide access to all the information in the world.

Matt, passionate about online gaming and streaming, decides to leverage modern technology to govern his kingdom. He creates a YouTube channel where government meetings are live-streamed, conducts online polls on important issues via Instagram, and engages with his citizens through viral TikTok videos. For the youngest citizens, he establishes a Discord server called "Children's Council," where every child can suggest ideas for improving life in the kingdom.

But not everything is so simple. Hackers from a neighboring state attack government websites, fake news about the king is spread by bots on social media, and the opposition, hiding behind anonymous nicknames, criticizes the young monarch for being overly enamored with the internet. Matt realizes that technology is a powerful tool but must be used wisely—and first, he needs to understand how it all works.

He starts learning Python programming to protect the kingdom from cyber threats and launches an educational program to improve the digital literacy of his citizens. Together with a team of young specialists, he develops an AI-powered app to combat fake news and a blockchain-based platform for online petitions to ensure transparency and prevent vote tampering. To help the people better understand how the government operates, Matt creates a virtual copy of the kingdom in the metaverse. With VR headsets, citizens can "attend" parliamentary sessions, tour government facilities, and even "interact" with a virtual king.

But that’s not all! Remembering the environmental issues discussed with his followers in his eco-blog, Matiush decides to implement a "smart cities" system in the kingdom. Using sensors and neural networks, the system monitors energy consumption, air and water pollution levels, and manages traffic to reduce congestion and emissions. To fund these projects, Matt introduces a national cryptocurrency backed by the kingdom's gold reserves.

In the end, Matt the First becomes not only a popular vlogger and a style icon for millions of followers but also a wise ruler who uses modern technologies for the benefit of his country. He proves that even in the digital age, the most important values remain justice, honesty, and care for his people.

The Bakery Where Magic Is Born

In the cozy family bakery “Sunset Glow,” every day was filled with the aroma of fresh pastries and tropical hues, but Fridays were special. On this day, the bakery transformed, gathering not only locals but also travelers seeking a slice of happiness. People came not just for delicious food but for the magic that Raul and Maria poured into each of their creations.

One of the regular visitors was an elderly fisherman named Miguel. He always ordered “Sunlight Bread” and shared tales of his adventures at sea. For him, this bread wasn’t just food; it was a memory of childhood when his mother baked something similar using cassava flour. Raul knew this and always added something special to each loaf for Miguel to remind him of his homeland.

One day, a woman named Lucia entered the bakery. Her face was clouded with sadness. She had just moved to the island after a difficult divorce, hoping to start a new life. Noticing this, Maria offered her one of her signature desserts—a muffin made with coconut flour and passion fruit filling. “This muffin, like life, can sometimes be bittersweet, but it’s always incredibly delicious,” Maria said with a warm smile. Lucia left the bakery with a lighter heart and began returning every Friday for a new dessert, gradually regaining her strength and joy for life.

Maria’s inspiration often came from her love for people and their stories. She could spend hours observing her visitors, noting their habits and tastes. Once, inspired by a couple on their honeymoon, she created the “Sunset of Love” cake with tapioca flour, guava cream, and fresh papaya decorations. Their laughter and tender looks gave her the idea of combining bright and delicate flavors.

Raul, on the other hand, believed that every loaf of bread told a story. He treated each grain with reverence, seeing in it a gift of nature and the labor of many hands. His philosophy was that bread was the foundation of life, and its preparation should be a sacred craft. For instance, he spent years perfecting a unique loaf made from breadfruit flour with cinnamon and nutmeg. Islanders said it reminded them of distant childhood days.

Raul and Maria used flour from a variety of plants, each opening new horizons of flavor. Wheat turned into airy croissants and crunchy baguettes. Rye flour became dense, aromatic bread reminiscent of northern countries. Oat flour transformed into crispy cookies perfect with tea. Corn flour was used for maize tortillas and savory pies. Rice flour created light, “cloud-like” biscuits. Buckwheat flour went into pancakes drizzled with caramel and topped with nuts. Cassava flour was the key ingredient for “Sunlight Bread,” energizing the islanders for the day. Almond flour enhanced delicate cakes, while coconut flour was ideal for aromatic muffins with a nutty hint. Chickpea flour became the base for herb-infused flatbreads, perfect for tropical soups. Rare baobab flour inspired their creation of the “African Sunset” cake with mango and lime.

Each new type of flour inspired unique recipes that amazed even the most discerning gourmets. Passion fruit flour added a vibrant flavor to pastries, while breadfruit flour became the foundation for tropical fruit pies. Pumpkin seed flour was used for healthy muffins, and guava flour turned into fragrant cookies.

One day, however, an unusual visitor arrived at the bakery. He was a man in a light linen shirt, carrying a small wooden box. Introducing himself as a traveler, he explained that he had heard about the magical baking of Raul and Maria. The traveler ordered a cup of tropical herbal tea and carefully examined the display as Maria described her desserts. “You create extraordinary things,” he said, placing the box on the table. “But I’m sure you haven’t worked with this yet.” Inside the box was a powder he called baobab flour.

Intrigued, Raul and Maria had never used baobab flour before, but its subtle aroma and unique texture inspired them to create a new dessert. Thus, the “African Sunset” cake was born—with baobab flour, mango cream, and hints of lime. The dessert became an instant hit, drawing even more visitors to the bakery.

Over time, the bakery became a place where stories turned into culinary masterpieces. Each bite of their pastries was an invitation into a world of warmth, kindness, and magic. And the secret of the “Sunset Glow” bakery wasn’t in the ingredients they used but in the love Raul and Maria poured into everything they created.

Pies with Ghosts

The old house creaked underfoot, as if lamenting its loneliness. Only Anna, an elderly woman who loved silence and baking, lived there. Above all, Anna adored her old oven, a marvel of past-century technology. From it emerged golden pies, fluffy buns, and crispy cookies that filled the house with warmth and a cozy aroma.

But one day, something extraordinary happened in Anna’s quiet life and her trusty oven. Waking in the night to strange noises from the kitchen, Anna tiptoed to the door and peeked inside. What she saw made her heart stop. Inside the oven, among the trays and racks, floated semi-transparent figures glowing faintly in the dark. Ghosts!

Anna, despite her initial fright, quickly composed herself. “So what?” she thought. “After all, they don’t bother me.” More than that, Anna decided to befriend her unusual housemates. She started leaving plates of milk and cookies for them at night, and sometimes even turned the oven on for a few minutes to keep the ghosts warm and cozy. However, her baking began to turn out rather strange. Pies had a slight taste of something unearthly, buns sometimes came out half-baked, and one day, her cookies turned into something resembling a casserole. “Probably the ghosts playing tricks,” Anna thought with a smile as she tasted her latest culinary creation.

At night, Anna often woke up from the heat. It turned out the ghosts, perhaps chilly in their ethereal world, cranked the oven’s temperature to maximum, turning the kitchen into a sauna. “Such pranksters!” Anna grumbled as she aired out the room. Yet the oven now emitted all kinds of scents: sometimes incense and flowers, sometimes the aroma of freshly baked bread, and occasionally something strange and otherworldly. “I wonder what mood they’re in today?” Anna mused, sniffing the air.

As she drifted off to sleep, she often heard mysterious rustles, taps, and whispers from the kitchen. “Add a pinch of salt...,” “Flip the cutlets...,” “Don’t forget about us...” the ghosts murmured. Anna smiled. She knew she was no longer alone.

One day, opening the oven, Anna found not the usual apple pie but a pizza with a face! The pizza winked at her and whispered, “Enjoy your meal!” Anna burst out laughing. “Thank you, friends!” she said. “You’re the best!”

And so, they lived together, Anna and the ghosts from the oven, complementing one another and creating their own unique story full of humor, warmth, and magic. The old house stopped creaking, as if rejoicing in its newfound harmony.

Пекарня, где рождается волшебство

В уютной семейной пекарне "Солнечный Закат" каждый день был наполнен ароматом свежей выпечки и тропическими красками, но каждую пятницу она преображалась. Этот день был особенным — он собирал вокруг себя не только жителей острова, но и путешественников, ищущих кусочек счастья. Люди приходили не только за вкусной едой, но и за волшебством, которое Рауль и Мария вкладывали в каждое своё творение.

Одним из постоянных посетителей был пожилой рыбак Мигель. Он всегда заказывал хлеб "Солнечный свет" и рассказывал истории о своих приключениях в море. Для него этот хлеб был не просто едой, а воспоминанием о детстве, когда его мать пекла что-то похожее из муки маниоки. Рауль знал об этом и всегда старался добавить что-то особенное в каждую буханку для Мигеля, чтобы напомнить ему о родных берегах.

Однажды в пекарню зашла девушка по имени Лусия. Её лицо было омрачено печалью. Она только что переехала на остров после тяжёлого развода, надеясь начать новую жизнь. Мария, заметив это, предложила ей попробовать один из своих фирменных десертов — кекс с кокосовой мукой и начинкой из маракуйи. "Этот кекс, как и жизнь, иногда бывает кисло-сладким, но всегда остаётся удивительно вкусным," — сказала она, улыбнувшись. Лусия ушла из пекарни с новым настроением и стала возвращаться каждую пятницу за новым десертом, постепенно обретая силы и радость жизни.

Вдохновение Марии часто рождалось из её любви к людям и их историям. Она могла часами наблюдать за посетителями, подмечая их привычки и вкусы. Так, однажды она создала торт "Закат любви" из муки тапиоки, крема из гуавы и украшений из свежей папайи, вдохновившись молодожёнами, которые пришли в пекарню в поисках угощения для своего медового месяца. Их смех и нежные взгляды подсказали ей сочетание ярких и нежных вкусов.

Рауль, в свою очередь, считал, что каждая буханка хлеба — это история. Он с трепетом относился к каждому зерну, видя в нём дар природы и труд множества людей. Его философия заключалась в том, что хлеб — это основа жизни, а значит, его приготовление должно быть делом священным. Именно поэтому он выращивал закваску годами, как настоящий алхимик, экспериментируя с местной мукой. Например, он создал уникальный хлеб из муки плодов хлебного дерева с добавлением корицы и мускатного ореха. Этот хлеб, по словам островитян, напоминал вкус далёкого детства.

Рауль и Мария использовали муку из самых разных растений, каждая из которых открывала новые горизонты вкусов. Пшеница превращалась в воздушные круассаны, которые таяли во рту, и багеты с хрустящей корочкой. Их секрет заключался в особой закваске и способе надрезания теста. Ржаная мука использовалась для приготовления плотного и ароматного ржаного хлеба, который напоминал жителям острова о северных странах. Овсяная мука становилась основой для хрустящего овсяного печенья, идеально подходящего к чаю. Кукурузная мука превращалась в маисовые лепёшки и пироги с начинкой из овощей. Рисовая мука шла на приготовление бисквитов, которые были такими лёгкими, что их называли "облачными". Гречневая мука использовалась для блинов с карамельным соусом и орехами. Мука из маниоки служила основным ингредиентом хлеба "Солнечный свет", который наполнял энергией на весь день. Миндальная мука добавлялась в нежные торты, а кокосовая — в ароматные кексы с ореховым привкусом. Нутовая мука использовалась для лепёшек с травами, которые идеально подходили к тропическим супам. Редкая мука из баобаба вдохновила их на создание торта "Африканский закат" с манго и лаймом.

Каждый новый вид муки вдохновлял их на создание уникальных рецептов, которые удивляли даже самых искушённых гурманов. Например, мука из маракуйи добавляла яркий вкус к пирожным, а мука из плодов хлебного дерева становилась основой для пирогов с тропической начинкой. Мука из тыквенных семечек использовалась для создания полезных маффинов, а из муки из гуавы выпекались ароматные печенья.

Однажды, однако, в пекарню пришёл необычный посетитель. Это был незнакомец в светлой льняной рубашке и с маленькой деревянной шкатулкой в руках. Он представился как путешественник и сказал, что слышал о волшебной выпечке Рауля и Марии. Незнакомец заказал чашку чая из тропических трав и внимательно изучал витрину, пока Мария рассказывала о своих десертах. "Вы создаёте удивительные вещи," — произнёс он, ставя шкатулку на стол. "Но я уверен, что вы ещё не пробовали работать с этим." Внутри шкатулки оказался порошок, который путешественник назвал мукой из баобаба.

Рауль и Мария были заинтригованы. Они никогда раньше не использовали муку из баобаба, но её тонкий аромат и необычная текстура вдохновили их на создание нового десерта. Так родился торт "Африканский закат" — с мукой из баобаба, кремом из манго и нотками лайма. Этот десерт стал настоящим хитом, привлекая в пекарню ещё больше посетителей.

Теперь каждый посетитель "Солнечного Заката" знал, что эта пекарня — это не просто место, где можно вкусно поесть. Это место, где истории превращаются в кулинарные шедевры, а каждый кусочек выпечки — это приглашение в мир тепла, доброты и волшебства. И тайна пекарни "Солнечный Закат" была в том, что её волшебство рождалось не из секретных ингредиентов, а из любви, которую Рауль и Мария вкладывали в своё дело.

Created from Two

I never knew who I was. My face is a mask, hiding who I could have been. It doesn’t reflect the truth; it’s just a convenient disguise to hide behind. Sometimes I feel like I’m not a person at all, but the result of someone else’s desire. My father’s desire, perhaps, or something greater—something more powerful and inexplicable. Opposing forces coexist within me. Good and evil, light and darkness, God and the devil—they all intertwined to create me. And I don’t know to which origin I belong. Perhaps I’m their shared experiment, a strange balance they forged in one being.

Inside me, I feel this struggle raging, but on the outside, there is only silence. No bright emotions, no storms—just calm. Sometimes I wonder: what does it mean to be woven from two worlds, from heaven and hell? Maybe that’s why I can never truly know myself. All I do is try to understand who I am. But I don’t control my life—I merely follow the flow they chose for me.

One day, as I stood in front of the mirror, I couldn’t take it anymore. I looked at my reflection, at this mask that seemed to mock me. I asked myself: what lies behind it? I leaned closer, as if trying to see the real me, and at that moment, the mirror cracked.

Through the web of cracks, I didn’t see my face—I saw another world. It called to me, offering the answers I had been searching for. I reached out and touched the glass. It shattered, revealing a passage.

I stepped through and found myself in a place that defies description. At first, I was surrounded by light. It was blinding but warm, wrapping around me as if trying to say something. Images floated through the light—faces of people I didn’t know and places I’d never been. Each image evoked a feeling, as though I should remember them, but couldn’t.

Then the light vanished, and I was plunged into darkness. It was cold and thick, like dense smoke. Here, I felt fear—not external, but the kind that had lived inside me all along. Figures began to emerge from the darkness. They accused me of things I didn’t even know about. They said I was a coward, that I had rejected my destiny, that I didn’t deserve to live. I wanted to run, but I couldn’t—my feet felt rooted to the ground.

I don’t know how long I spent in that place, but at some point, I stopped resisting. I just stood there and listened to their words. And then I realized: they weren’t my enemies. They were me. My fears, my doubts, my pain. Everything I had tried to ignore was now standing before me. I accepted them, and the darkness began to dissolve.

That’s when I understood: everything lives within me. The forces that created me are contradictory. I am part light, but I am also part darkness. Within me are heaven and hell, two origins that seem incompatible but have somehow become one. I am their product, their balance, and I’ve carried this within me my whole life without understanding what it meant. And now, having accepted it, I began to see: my existence is not a mistake. It is complex, imperfect, but it is mine.

When I returned, the mirror was whole again. I looked at my reflection and, for the first time, recognized myself. My face hadn’t changed, but I understood that something more lay behind it—myself. Yes, I still didn’t know exactly who I was. But now I knew one thing: my life is not someone else’s experiment. It is a path I must walk on my own.

And perhaps one day, I’ll discover why I was created. Or maybe I won’t. But for now, that doesn’t matter. What matters is that I’m no longer afraid to look in the mirror.

"What’s the point of all this charade?"

The old clown sat on a battered suitcase backstage at the circus, staring wistfully at his oversized, multicolored shoes. Once, they had been a symbol of joy and laughter, but now they reminded him of the fleeting nature of all things, just like his reflection in the cracked mirror. The makeup streaking down his wrinkled face looked like tears—not just the tears of a clown, but of a world tired of pretending to be happy.

"What’s the point of all this charade?" he thought, gazing at the peeling paint on the dressing room walls. "We step into the ring, make faces, stumble, act joyful, and then return to this emptiness, take off our masks, and face our sadness alone."

Suddenly, he heard a child’s laughter. A little girl with a big red balloon in her hand stood in the doorway, looking at him with awe. "Are you a clown?" she asked.

The old man smiled. "Yes," he replied, and there was more truth in that smile than in all his clownish grimaces. "Your balloon is so beautiful. But would you like another one?" he asked, pulling a brightly colored balloon from his pocket.

"Yes!" she exclaimed, holding out her hands.

The clown handed her the balloon and thought, "Maybe that’s the point—to bring joy to others, even when you feel sad yourself. After all, a child’s laughter is the purest and most genuine joy in the world."

Созданный из двух

Я никогда не знал, кто я. Моё лицо – это маска, скрывающая того, кем я мог бы быть. Оно не отражает истину, оно лишь удобный грим, за которым можно спрятаться. Иногда мне кажется, что я вовсе не человек, а результат чужого желания. Желания моего отца или чего-то ещё, более могущественного и необъяснимого. Во мне сочетаются противоположные силы. Добро и зло, свет и тьма, Бог и дьявол – всё это переплелось, чтобы создать меня. И я не знаю, к какому началу принадлежу. Возможно, я – их общий эксперимент, странный баланс, который они создали в одном существе.

Я чувствую, что внутри меня бушует эта борьба, но снаружи – только тишина. Ни ярких эмоций, ни бури, лишь штиль. Иногда я думаю: что значит быть сотканным из двух миров, из рая и ада? Возможно, именно поэтому я никогда не могу узнать себя полностью. Всё, что я делаю, – это пытаюсь понять, кем я являюсь. Но я не управляю своей жизнью, я лишь следую течению, которое они за меня выбрали.

 

И однажды, стоя перед зеркалом, я не выдержал. Я смотрел на своё отражение, на эту маску, что, казалось, насмехается надо мной. Я задался вопросом: что скрывается за ней? Я наклонился ближе, словно пытаясь увидеть себя настоящего, и в этот момент зеркало треснуло.

 

Через сеть трещин я увидел не своё лицо, а другой мир. Он звал меня, словно предлагал ответы, которых я так долго искал. Я протянул руку и коснулся стекла. Оно разлетелось вдребезги, открыв передо мной проход.

 

Я шагнул внутрь и оказался в месте, которое невозможно описать. Сначала я был окружён светом. Он ослеплял, но был тёплым, обволакивал меня, будто пытался что-то мне сказать. Я видел, как по этому свету плыли образы – лица людей, которых я не знал, и места, в которых я никогда не был. Каждый образ вызывал во мне чувство, словно я должен их помнить, но не могу.

 

Затем свет исчез, и я оказался во тьме. Она была холодной и вязкой, как густой дым. Здесь я чувствовал страх – не внешний, а тот, что жил во мне с самого начала. Из этой тьмы начали выходить фигуры. Они обвиняли меня в вещах, о которых я даже не знал. Говорили, что я трус, что я отверг свою судьбу, что я не достоин жить. Я хотел убежать, но не мог – ноги словно приросли к земле.

 

Я не знаю, сколько времени я провёл в этом месте, но в какой-то момент я перестал сопротивляться. Я просто стоял и слушал их слова. И тогда я вдруг понял: они не враги. Они – это я сам. Мои страхи, мои сомнения, моя боль. Всё, что я пытался игнорировать, теперь стояло передо мной. Я принял их, и тьма начала рассеиваться.

 

И тогда я осознал: внутри меня живёт всё. Силы, которые создали меня, противоречивы. Я – часть света, но я также – часть тьмы. Во мне соединены рай и ад, два начала, которые, кажется, не могут сосуществовать, но каким-то образом стали единым целым. Я – их продукт, их баланс, и я нёс это в себе всю свою жизнь, не понимая, что оно означает. И теперь, когда я это принял, я начал понимать: моё существование не ошибка. Оно сложное, неидеальное, но оно моё.

 

Когда я вернулся, зеркало снова было целым. Я посмотрел на своё отражение и впервые узнал в нём себя. Моё лицо не изменилось, но я понял, что за ним скрывается нечто большее – я сам. Да, я всё ещё не знал, кем именно я являюсь. Но теперь я знал одно: моя жизнь – это не чей-то эксперимент. Это путь, который я должен пройти сам.

 

И, возможно, однажды я узнаю, для чего я был создан. Или не узнаю. Но сейчас это не имеет значения. Главное – я больше не боюсь смотреть в зеркало.

God in the Asylum, or Who Spins the Universe

Dr. Andrew Smith, an experienced psychiatrist, thought he had seen it all. But today’s shift promised to be something entirely different. A new patient walked into his office with the confidence of someone used to dictating the laws of existence and introduced himself simply and succinctly:

– God.

Dr. Smith didn’t bat an eye, quickly making a mental note: this one’s unusual.

– God, you say? Pleasure to meet you, – he said calmly, gesturing toward a soft chair. – Please, have a seat. Or, perhaps you’d prefer to lie down?

The patient smiled, as though privy to some universal secret Dr. Smith couldn’t fathom.

– Lie down? Well, if you insist. A bed is a sacred place.

He stretched out, clasped his hands on his chest, and gazed thoughtfully at the ceiling.

– When did you realize you were God? – asked Dr. Smith, turning on his recorder.

– A century ago, – came the reply, devoid of any ambiguity.

– I see. And do you sleep on your back or on your stomach?

– Usually on my side. But I can sleep on my back. Or even on my stomach, if that’s what universal order demands, – said the patient with a sense of dignity, as though he were discussing matters of cosmic importance rather than mundane habits.

– Why does God change sleeping positions? – the doctor pressed on.

– To keep the universe spinning, – replied the patient, as if explaining an elementary truth.

Dr. Smith jotted a few notes in his pad and cautiously asked:

– Still, how did you become God?

The patient paused, then smiled.

– Doctor, that’s irrelevant.

Dr. Smith frowned but continued:

– Fine. Let’s talk about your... colleague. What can you say about Satan?

The patient perked up.

– Satan? Oh, he’s not an enemy, as many think. He’s just a prosecutor. Someone has to spot the errors, right? Someone has to do the dirty work. Remember Job? Satan was merely the executor.

Dr. Smith couldn’t resist:

– So Job is also God?

– Of course. Although he might not be aware of it.

– And Adam?

– Adam, God, Satan – we’re all parts of the same whole.

Dr. Smith felt a slight dizziness.

– If I understand correctly, you believe that all people are Gods?

The patient looked at him with mild amusement.

– Isn’t it obvious? The universe is one big asylum, and we’re all Gods. Each of us plays a role.

Dr. Smith paused in thought. He put down his pen, switched off the recorder, and suddenly asked:

– So, I’m a God too?

– How else? – replied the patient as he stood up. – Remember, doctor: your diagnosis is merely part of your role.

With that, he walked out, leaving Dr. Smith alone with some very uncomfortable thoughts about the nature of reality, the role of psychiatrists, and possibly his own new nickname: God.

Лиза и её волшебные истории

В уютном городке, где дома были похожи на сказочные замки, жила девочка по имени Лиза. Лиза была необычным ребёнком. Она не любила цифры и числа, которые казались ей сухими и безжизненными. Зато она обожала истории. Лиза могла часами рассказывать о волшебных существах, далёких странах и невероятных приключениях. Её рассказы были полны жизни, эмоций и фантазии.

Лиза была не только талантливой рассказчицей, но и очень наблюдательной. Она замечала самые незначительные детали, которые окружали её, и умела превратить их в интересные истории. Облако могло превратиться в слона, а цветок стать королём. Её истории не были просто развлечением — они помогали ей понять мир и его красоту.

Лиза жила с отцом, который был её самым большим поклонником. Он всегда поддерживал её и часто говорил: "Лиза, твои истории способны осветить самые тёмные дни". Они были лучшими друзьями, и их дом всегда был наполнен смехом и фантазиями. Но однажды всё изменилось.

Отец Лизы потерял работу. Он работал инженером, и его компания внезапно закрылась. Лиза сразу заметила перемену в его настроении. Он стал задумчивым и тихим, а вместо весёлых игр они теперь проводили вечера в молчании. Отец больше не смеялся, даже когда Лиза рассказывала свои самые смешные истории. Её сердце сжималось от тревоги.

Однажды вечером Лиза нашла отца сидящим на кухне. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, и он выглядел потерянным. Лиза подошла к нему и, крепко обняв, сказала: "Папа, хочешь, я расскажу тебе историю?"

Отец сначала хотел отказаться, но, глядя в её светящиеся глаза, не смог. "Конечно, Лиза, расскажи", — произнёс он устало.

Лиза глубоко вздохнула и начала. Это была история о рыцаре, который потерял свою силу. Он жил в прекрасном королевстве, но однажды оказался в тени огромного дракона, который преградил ему путь. Рыцарь был уверен, что он потерпел поражение, и отказался сражаться. Но к нему подошла маленькая девочка, похожая на фею, и сказала: "Ты не видишь, но у тебя всё ещё есть меч, и этот меч может победить любого дракона".

Рыцарь сначала не поверил ей, но девочка продолжала: "Посмотри, какой ты сильный! Ты ведь уже побеждал драконов. И этот — не исключение". Вдохновлённый её словами, рыцарь нашёл в себе силы подняться, схватил меч и, несмотря на страх, победил дракона. А девочка-фея всегда оставалась рядом, напоминая ему, что он способен на всё.

Когда Лиза закончила, её отец смахнул слёзы. Он понял, что эта история была о нём. "Ты права, Лиза", — сказал он, улыбнувшись впервые за долгое время. "У меня есть силы, и ради тебя я обязательно справлюсь".

На следующий день он начал искать работу, и через несколько недель ему предложили должность в новой компании. Но главное было не это — отец Лизы снова стал таким же, каким она его любила: сильным, весёлым и полным энергии.

С тех пор он часто говорил: "Лиза, ты моя маленькая фея. Ты спасла меня, как в той истории". И Лиза, улыбаясь, отвечала: "Папа, я просто напомнила тебе, какой ты у меня рыцарь".

Кто вертит Вселенную

Врач-психиатр Дмитрий Алексеевич был опытным специалистом, но его сегодняшняя смена обещала стать особенной. Новый пациент, который вошел в кабинет с уверенностью человека, привыкшего издавать законы мироздания, представился просто и лаконично:

– Бог.

Дмитрий Алексеевич не моргнул и быстро отметил в себе: необычный случай.

– Бог, значит? Очень приятно, —сказал он спокойно, указывая на мягкое кресло. – Проходите, садитесь. Или, может быть, предпочитаете прилечь?

Пациент улыбнулся, как будто знал что-то, чего не знал сам врач.

– Прилечь? Ну, если Вы настаиваете. Кровать – место святое.

Он улёгся, сложив руки на груди, и задумчиво посмотрел в потолок.

– Когда Вы осознали, что Вы – Бог? – задал вопрос Дмитрий Алексеевич, включая диктофон.

– Век назад, – последовал ответ, лишённый всякой двусмысленности.

– Понятно. А спите Вы на спине или на животе?

– Обычно на боку. Но могу и на спине. Да хоть на животе, если того потребует вселенский порядок, – сказал пациент с достоинством, словно речь шла не о простых бытовых привычках, а о решении мирового значения.

– А почему Бог меняет позы? – не унимался врач.

– Чтобы Вселенная вертелась, – ответил пациент так, будто объяснял прописную истину.

Дмитрий Алексеевич сделал несколько пометок в блокноте и осторожно поинтересовался:

– И всё же, как вы стали Богом?

Пациент помолчал, потом улыбнулся:

– Доктор, это не важно.

Врач нахмурился, но продолжил:

– Хорошо, тогда поговорим о Вашем... коллеге. Что Вы можете сказать о сатане?

Пациент оживился.

– Сатана? О, он не враг, как многие думают. Он просто прокурор. Кто-то же должен замечать ошибки, верно? Кто-то должен делать грязную работу. Вспомните Иова. Сатана был лишь исполнителем.

Дмитрий Алексеевич не удержался:

– Так Иов – тоже Бог?

– Конечно. Хотя, возможно, он об этом и не подозревает.

– А Адам?

– Адам, Бог, сатана – все мы части одного целого.

Врач почувствовал лёгкое головокружение.

– Если я правильно понял, Вы считаете, что все люди – Боги?

Пациент посмотрел на него с лёгкой насмешкой:

– А разве это не очевидно? Вселенная – одна большая дурка, где мы все боги. Каждый играет свою роль.

Дмитрий Алексеевич задумался. Он отложил ручку, выключил диктофон и вдруг спросил:

– Значит, и я – Бог?

– А как иначе? – ответил пациент и встал. – Помните, доктор: Ваш диагноз – лишь часть Вашей роли.

С этими словами он вышел, оставив Дмитрия Алексеевича наедине с непростыми мыслями о природе реальности, роли психиатров и, возможно, своем новом прозвище: Бог.

 

Мир принятия

(Из неопубликованного)

Представьте себе мир, где большинство жителей — аутисты. Дети и взрослые, они строят общество, в котором нет места стигме, дискриминации и поверхностным отношениям. Их мир основан на взаимопонимании, терпении и принятии, независимо от языка, культуры, цвета кожи или гендера.

Здесь люди не скрывают своих чувств и не боятся быть непонятыми. Вместо шумных вечеринок и формальных встреч они выбирают тёплые вечера в кругу близких или глубокие занятия в одиночестве. Общение здесь осмысленно: нет светских разговоров и завуалированных намёков. Честность и прямота ценятся выше всего.

Этот мир не идеален. Не все аутисты одинаковы, и поиск общего языка иногда требует усилий. Но общество, где уникальные способности каждого становятся основой сотрудничества, процветает, открывая новые горизонты.

В этом обществе нейротипичные — меньшинство. Их воспринимают с заботой и пониманием. Осознавая, что прямое общение и чёткие правила могут быть для них сложными, аутисты создают специальные зоны комфорта.

Эти пространства оборудованы звукоизоляцией, приглушённым светом и интерактивными элементами, чтобы нейротипичные могли чувствовать себя уютно и безопасно. Школы предлагают программы, адаптированные под их стиль обучения и общения. Аутичные учителя с особой внимательностью помогают им осваивать навыки жизни в этом мире.

В мире аутистов искусство играет важную роль. Оно не просто радует глаз, а становится способом выражения идей и эмоций. Галереи и театры здесь наполнены работами, которые затрагивают глубины души. Музыка, картины, скульптуры — всё наполнено смыслом, который легко понять, если вслушаться или всмотреться.

Технологии используются как инструмент для соединения людей. Виртуальные пространства помогают преодолеть границы времени и расстояния, позволяя каждому выразить себя и найти единомышленников.

Здесь нет противостояния между аутистами и нейротипичными. Вместо этого оба мира учатся жить вместе, признавая различия и превращая их в точку роста. Аутисты не стремятся изменить нейротипичных, а те, в свою очередь, не пытаются «вылечить» аутистов. Они просто создают пространство, где каждый может быть собой.

Ава, молодая художница с удивительным талантом к созданию мультимедийных картин, в свой первый визит в зону комфорта нейротипичных встретила Льюиса — писателя, который считал, что ему сложно понять аутистов. Их беседа началась с неловких пауз и непонимания.

Но Ава, вместо того чтобы скрывать свою прямоту, искренне спросила:
— Почему вы чувствуете себя не на месте?

Льюис, смущённо улыбнувшись, ответил:
— Здесь всё... слишком тихо. Я привык к шуму и быстрым реакциям.

Ава задумалась. Вместо того чтобы объяснять, она взяла его за руку и провела к своей картине — огромной динамической проекции, где яркие краски менялись в такт его пульсу. Льюис замер. Он понял, что мир, который казался ему чужим, может быть настолько многогранным, что в нём есть место даже для его чувств.

Этот мир — не просто утопия. Это мечта о гармонии, где каждый ценен таким, какой он есть.

05.11.2017, 16:36