Старый клоун сидел на обшарпанном чемодане за кулисами цирка и с тоской смотрел на свои огромные, разноцветные ботинки. Когда-то они были символом радости и смеха, а теперь напоминали о бренности всего сущего, как и его отражение в треснувшем зеркале. Грим, стекавший по морщинам, казался слезами — слезами не только клоуна, но и всего мира, уставшего притворяться веселым.
"В чем смысл всего этого балагана?" — думал он, разглядывая
потрескавшуюся краску на стенах гримерки. "Мы выходим на арену,
гримасничаем, падаем, изображаем радость, а потом возвращаемся в эту пустоту,
снимаем маски и остаемся наедине со своей тоской."
Вдруг он услышал детский смех. Маленькая девочка с большим красным шариком в руке стояла в дверях и с восхищением смотрела на него. "Ты клоун?" — спросила она.
Старик улыбнулся. "Да," — ответил он, и в этой улыбке было больше правды, чем во всех его клоунских гримасах. "Твой шарик такой красивый. Но, может, ты хочешь ещё один?" — спросил он девочку, доставая из кармана яркий шарик.
"Да!" — воскликнула она и протянула руки.
Клоун отдал ей шарик и подумал: "Может быть, в этом и
есть смысл — дарить радость другим, даже если сам грустишь. Ведь смех ребенка —
это самая чистая и искренняя радость в мире."
Комментариев нет:
Отправить комментарий