Садовник

Глава 1. Ошибка Творца

В лаборатории пахло озоном и жженой медью. Этот запах всегда появлялся, когда перегорали предохранители, не выдерживая нагрузки на аппаратуру жизнеобеспечения. Но под этим техническим смрадом скрывался другой, куда более тяжелый — сладковатый, тошный запах распадающейся плоти.

Доктор Артур Вэнс снял очки и потёр переносицу. Его руки дрожали, но не от страха, а от паркинсонизма, который он безуспешно глушил препаратами последние два года.

За бронированным стеклом изолятора лежало то, что ещё утром было сержантом Майклом Ковачем. Сержант был идеальным добровольцем: тридцать лет, отличное здоровье, патриотизм на грани фанатизма. Он хотел стать суперсолдатом. Хотел служить.

Теперь он служил наглядным пособием биологической несовместимости.

— Показатели, — хрипло бросил Артур в микрофон интеркома.

— Сердцебиение ноль, — бесстрастный голос ИИ звучал как приговор. — Полный цитокиновый шторм. Температура ядра достигла сорока трех градусов. Ткани подверглись жидкому некрозу. Векторная доставка генов спровоцировала цепную реакцию отторжения.

Артур подошел к стеклу вплотную. Тело сержанта было чудовищно раздуто. Кожа лопнула в десятках мест, обнажая мышцы, которые, казалось, пытались сбежать со скелета. Генная терапия, введенная внутривенно — «коктейль бессмертия», как они его называли в шутку, — убила его за четыре часа.

Гены тихоходки (для защиты от радиации) и голого землекопа (для остановки старения) вступили в конфликт с человеческой иммунной системой. Организм Майкла воспринял дар бессмертия как вирусную атаку и, пытаясь защититься, уничтожил сам себя.

— Очистить камеру, — скомандовал Артур. — Биоматериал утилизировать.

Он не был садистом. Он был реалистом, у которого заканчивалось время. Человечество гнило. Не так быстро, как сержант за стеклом, но так же неотвратимо. Экология рушилась, новые вирусы косили миллионы, а люди продолжали грызть друг другу глотки за ресурсы, которых становилось всё меньше. Человек как вид исчерпал свой лимит прочности.

Артур вернулся к своему столу. На мониторе светилась схема двойной спирали ДНК.

— Мы пытаемся починить здание, у которого сгнил фундамент, — прошептал он в пустоту. — Глупо. Нельзя пришить крылья гусенице. Она должна родиться бабочкой.

Он открыл сейф. Там, в криогенном контейнере, хранился не взрослый человек с его устоявшимися, закостенелыми ошибками. Там были эмбрионы. Чистый лист. Всего несколько клеток, которые еще не знали, кем станут.

«Если ввести коктейль сейчас... Если встроить гены морского слизня и паука Дарвина в самую основу, до первого деления клетки... Иммунной реакции не будет. Организм будет считать эти свойства своими. Он не будет отторгать броню — он вырастит её. Он не будет бороться с фотосинтезом — он будет им дышать».

Артур понимал, что совершает преступление против всех конвенций, принятых людьми. Но он также понимал, что спасает не людей. Он спасает жизнь как таковую.

Учёный поместил чашку Петри под микроскоп манипулятора. На экране появилась крошечная сфера — зигота. Будущее.

— Ты не будешь солдатом, малыш, — прошептал Артур, калибруя иглу наноинжектора. — Солдаты умирают за приказы. А ты... ты будешь решать, кому жить.

Игла дрогнула и вошла в мембрану клетки. Вирусный вектор с полезной нагрузкой — геномом двенадцати видов, от медузы до акулы — хлынул внутрь.

Артур откинулся на спинку кресла. Дело сделано. Теперь оставалось только ждать. Он знал, что не доживёт до момента, когда это существо повзрослеет. Но ему было достаточно знать, что он посадил семя.

Он думал, что создал спасителя. В тот момент он ещё не понимал главного: если ты сажаешь в саду дуб, он не будет заботиться о траве у своих корней. Он просто заберет у неё солнце.

На экране монитора клетка дрогнула и начала делиться.

---

Глава 2. Становление

Бункер под лабораторией «Генезис» не видел солнца уже двадцать лет. Здесь царил вечный электрический день. Люминесцентные лампы гудели на частоте 50 герц. Для людей этот гул был незаметным фоном, но для Адама он звучал как бесконечная, монотонная молитва умирающей цивилизации.

Ему было двенадцать лет, но выглядел он на двадцать. Телосложение, плотное и тяжелое, напоминало статую, высеченную из нефрита. Его кожа окончательно приобрела глубокий изумрудный оттенок. Это был не цвет болезни, а цвет жизни — густая зелень насыщенного хлорофилла, жадно впитывающего каждый фотон света от мощных прожекторов в его камере.

Адам стоял посреди комнаты абсолютно неподвижно. Он не нуждался в стульях. Его суставы, усиленные природной механикой жуков, могли фиксироваться в одном положении сутками без малейшего напряжения мышц. Он «обедал».

За бронированным стеклом стояли двое. Новый руководитель проекта, доктор Кауфман, и молодой лаборант.

— Он опять это делает, — нервно прошептал лаборант. — Просто стоит и смотрит в стену. Уже шесть часов. Ни движения, ни звука. Вы уверены, что у него есть сознание? Может, это просто... овощ?

Кауфман криво усмехнулся, глядя на показатели приборов.

— Овощ? Этот «овощ» сейчас решает дифференциальные уравнения в уме, просто чтобы не скучать. Смотри на энцефалограмму. На мониторе кривая мозговой активности Адама рисовала пики, недоступные человеческому мозгу.

— Откройте шлюз, — приказал Кауфман. — Пора проверить его рефлексы.

Лаборант побледнел, но нажал кнопку. Тяжелая дверь с шипением отползла в сторону. Адам не обернулся. Он не использовал глаза, чтобы узнать о вошедших. Его уши уловили изменение давления воздуха. Его кожа почувствовала тепловые волны двух тел. Но главное — он почувствовал их электричество.

Сердце лаборанта билось хаотично, его ритм дал сбой. Причиной тому был страх. Электрический импульс метался по нервам, как загнанная крыса.

Сердце Кауфмана билось ровно, тяжело. Причиной тому было высокомерие. Он считал себя хозяином.

Адам медленно повернул голову. Его огромные фасеточные глаза, переливающиеся радугой, сфокусировались на людях. Он видел их насквозь. Буквально. В инфракрасном спектре он видел воспаление в коленном суставе Кауфмана. Артрит. Разрушение. Он видел крошечную опухоль в легком лаборанта — тот курил тайком от начальства. Гниль.

Они все были гнилыми. Хрупкие мешки с водой и дефектными генами, которые ломались от малейшего дуновения ветра.

— Объект Ноль, — громко сказал Кауфман, держа руку на кобуре шокера. — Шаг вперед.

Адам не шелохнулся. Человеческая речь казалась ему невероятно примитивным способом передачи информации. Зачем сотрясать воздух звуками, когда можно передать мысль, просто изменив полярность своего поля? Но они были глухи к его языку.

— Я сказал, шаг вперед! — Кауфман выхватил шокер. Дуга электричества с треском разорвала воздух.

Для Адама это было не угрозой. Это было приглашением. Он сделал движение, которое человеческий глаз не смог даже отследить. Мгновение — и он уже стоял вплотную к Кауфману. Шокер уперся в изумрудную грудь.

— Стреляйте, — провибрировал голос Адама. Это был странный звук, рождавшийся не только в связках, но и в резонирующей грудной клетке.

Кауфман нажал на спуск. 50 000 вольт ударили в тело Адама. Обычный человек упал бы в конвульсиях. Адам лишь глубоко вздохнул. Его модифицированные клетки, подобные электроцитам угря, поглотили разряд, распределили его по нервной системе и направили в мышцы. Это было приятно. Как глоток крепкого кофе.

Он перехватил руку доктора. Медленно и аккуратно. Как взрослый останавливает ребёнка, играющего со спичками. Кожа Кауфмана была горячей и влажной. Неприятной.

— Ваша энергия... — тихо произнёс Адам, глядя в расширенные от ужаса глаза учёного, — расходуется впустую. Вы тратите её на страх. На боль, на попытки удержать власть, которой у вас нет.

Он слегка сжал пальцы. Шокер хрустнул и превратился в груду пластика и микросхем. Адам разжал ладонь, и мусор посыпался на пол.

— Почему Вы не убили меня? — прохрипел Кауфман, отступая.

Адам склонил голову набок, как птица.

— Садовник не ненавидит сухие ветки, доктор. Он просто ждёт, когда они отпадут сами.

Он развернулся и пошел обратно к свету прожекторов. Разговор был окончен. Люди в шлюзе были для него не тюремщиками, а всего лишь тенями — мимолётными помехами в его вечном, сияющем мире. Он знал, что ждать осталось недолго. Он чувствовал вибрацию почвы. Снаружи, над бункером, мир готовился к войне. Люди собирались уничтожить друг друга.

Адам закрыл глаза и улыбнулся. Скоро сад опустеет. И тогда начнётся настоящая работа.

---

Глава 3. Жатва

Сирена выла, не переставая, уже двадцать минут. Но для Адама это был лишь незначительный шум, который он легко отфильтровал, «выключив» соответствующие нейроны в слуховой коре.

Он стоял на коленях в центре оранжереи — единственного места в комплексе, где была настоящая земля. В руках он держал маленький росток дуба, пересаживая его из тесного горшка в грунт. Его движения были бережными, почти нежными. Огромные пальцы с когтями, способные разрывать сталь, аккуратно уплотняли почву вокруг тонкого стебелька.

Дверь оранжереи взорвалась. Взрывная волна швырнула осколки пластика и металла внутрь, но они отскочили от широкой зелёной спины Адама, не оставив и царапины.

В помещение ворвалась группа зачистки. Шесть бойцов в тяжелой тактической броне, лица скрыты визорами, в руках — штурмовые винтовки калибра 7.62 с бронебойными патронами.

— Цель на двенадцать часов! — рявкнул командир, майор Карвер. — Огонь на поражение!

Адам даже не обернулся. Он заканчивал пересадку.

Воздух разорвал грохот выстрелов. Пули ударили в тело гиганта. Но вместо того, чтобы рвать плоть, они сплющивались, встречая сопротивление кожи, насыщенной белками паутины паука Дарвина и прочнейшим хитином. Сплющенные пули падали на пол, издавая звук подобный ударам града по крыше.

Адам медленно выпрямился и отряхнул землю с рук. Стрельба стихала. Бойцы, видя бесполезность оружия, пятились назад, меняя магазины дрожащими руками. Они ждали атаки. Ждали рёва монстра.

Но Адам молчал. Он повернулся к ним. Его фасеточные глаза вращались, фокусируясь на каждом из них одновременно. Майор Карвер отступил на шаг. Его тепловизор показывал невозможное: тело существа было холодным, как у мертвеца, но кожа светилась тепловой энергией, впитывая свет ламп.

— Что ты такое... — прошептал майор, опуская ствол.

— Вопрос неправильный, — голос Адама заполнил помещение, вибрируя в грудной клетке каждого солдата. — Вы должны спрашивать не «что я», а «зачем я».

Он сделал шаг вперед. Солдаты вскинули оружие, но не выстрелили. Страх парализовал их. Это был животный ужас кролика перед удавом.

— Вы пришли меня выполоть? — спросил Адам, глядя на майора. — Потому что боитесь, что я займу ваше место?

— Ты угроза национальной безопасности, — голос майора сорвался на крик. — Ты ошибка природы!

Адам грустно улыбнулся. Это была страшная улыбка на лице, лишенном привычной человеческой мимики.

— Ошибка — это пытаться сохранить сухостой, когда пришла весна, майор. Посмотрите на себя. Адам указал рукой на солдат.

— Я вижу ваши тела. Твоя печень, майор, разрушается от алкоголя. У солдата слева — генетическая предрасположенность к Альцгеймеру, он забудет имя своей дочери через двадцать лет. У парня справа — хрупкие кости. Вы все больны. Вы все умираете с момента рождения. Вы тратите ресурсы планеты на то, чтобы поддерживать в себе жизнь, которая утекает сквозь пальцы.

Он подошёл к майору вплотную. Карвер зажмурился, ожидая удара. Но Адам лишь протянул руку и коснулся дула автомата. Металл зашипел — электрический разряд мгновенно раскалил оружие, и майор с воплем выронил его.

— Я не буду вас убивать, — сказал Адам, переступая через дымящийся автомат. — В этом нет смысла. Садовник не злится на прошлогоднюю траву. Она станет перегноем для новых цветов.

Он прошел мимо спецназа, словно их не существовало. Они были для него уже историей. Призраками. Адам подошел к шлюзу, ведущему на поверхность. Впервые за двадцать лет он набрал код открытия. Тяжелые двери разъехались.

В бункер хлынул настоящий солнечный свет. Яркий, живой, горячий. Не электрическая имитация. Адам закрыл глаза и глубоко вдохнул. Его кожа жадно пила радиацию светила. Каждая клетка его тела ликовала.

Он вышел наружу.

Мир был прекрасен. И он был в руинах. Город вдалеке дымился. Небо было серым от смога. Человечество доживало свои последние дни, уничтожая среду обитания. Но это было поправимо. У Адама было время. Тысячи лет.

Он посмотрел на горизонт и увидел, как далеко, на холмах, у входов в другие заброшенные военные базы и секретные лаборатории, стояли силуэты. Они были разными. Кто-то выше, кто-то шире в плечах, оттенки их кожи варьировались от темно-оливкового до бирюзового. Но все они стояли, обратив лица к солнцу.

Доктор Артур был не единственным, кто понял, что человечество обречено. В десятках стран, в сотнях лабораторий, отчаявшиеся ученые пришли к одному и тому же выводу. И эволюция ответила синхронно.

Адам не был единственным. Он был первым.

Он посмотрел на свои руки, в которых пульсировала сила тринадцати видов, и затем снова на дымящийся город людей.

— Осень закончилась, — произнёс он, и ветер подхватил его слова, разнося их над планетой.

Наступало бесконечное лето. Садовники вышли на работу.