Реставратор

В приёмной было тихо. Это была не та тишина, что царит в библиотеках, а оглушающая вакуумная тишина стерильной операционной перед первым надрезом.

Адриан Вейс сидел в глубоком кресле, вертя в руках пустой флакон из-под «Восстановителя №4». Так назывался шампунь. Его волосы, ещё месяц назад редкие и седые, теперь спадали на плечи густой вороной гривой, какой у него не было и в двадцать лет. Его зубы, восстановленные пастой «Эмаль-Плюс», сияли ослепляющей белизной. Его зрение, скорректированное одноразовыми «Очками Истины», позволяло разглядеть пылинку на лацкане пиджака собеседника с трех метров.

Но Адриан пришел не благодарить. Он пришел за последним средством.
Дверь кабинета открылась. На пороге стоял Создатель - человек без возраста и без имени, которого мир знал просто как Доктора. Он выглядел обыкновенно. Даже слишком. На его лице были морщины, он слегка сутулился, а на носу сидели старые, потёртые очки в роговой оправе.

— Господин Вейс, — голос Доктора был сухим, как осенняя листва. — Вы настойчивы. Мои секретари сказали, что Вы готовы купить всё здание, лишь бы я принял Вас.

— Я могу купить этот город, Доктор, — ответил Адриан, вставая. Движения его были плавными, суставы не хрустели — крем «Атлант» сделал своё дело. — Но мне нужно только одно. «Омега».

Доктор прошёл к столу, сел и устало снял очки, протирая их краем халата.
— Таблетка «Омега». Панацея, восстанавливающая все органы. Гарантирующая полную регенерацию тканей и омоложение до клеточного уровня. Вершина моей коллекции.

— Именно. У меня рак поджелудочной, Доктор. Четвёртая стадия. Ваш крем убрал метастазы с кожи, ваша паста укрепила зубы, но внутри я гнию. Мне нужна «Омега».

Доктор вздохнул и открыл ящик стола. Он достал небольшую коробочку из чёрного бархата.

— Вы понимаете принцип действия моих изобретений, господин Вейс?
— Конечно, — Адриан жадно смотрел на коробочку. — Они лечат, исправляют повреждения.

— Нет, — Доктор покачал головой. — Вы ошибаетесь. Мои изобретения не лечат. Они откатывают. Они возвращают материю к её "заводским настройкам". К эталону.

— Какая разница? — отмахнулся Адриан. — Зубная паста возвращает зубам структуру, заложенную в ДНК до того, как сахар и кофе разрушили её. Крем возвращает коже состояние до того, как солнце её сожгло. Это исцеление.

— Это реставрация, — мягко поправил Доктор. — Представьте, что вы нашли на чердаке картину великого мастера. Она покрыта пылью, лак потрескался, в углу дыра. Вы отдаёте её реставратору. Он убирает грязь, заделывает дыру, обновляет краски. Картина снова идеальна. Но... — Доктор сделал паузу, глядя прямо в глаза миллиардеру. — Помнит ли холст, как он висел на чердаке? Помнит ли он пыль?

— Холст — это вещь. Я — человек. Давайте сюда таблетку.

Доктор положил коробочку на стол, но не отнял руки.
— Знаете, почему я сам ношу очки, господин Вейс? Почему я не пользуюсь своим шампунем?

— Потому что Вы сапожник без сапог? Или эксцентричный гений?

— Потому что я знаю цену совершенства. Болезнь — это конфликт организма с реальностью. Старение — это хроника нашей битвы со временем. Каждый шрам на Вашем теле — это записанная история. «Омега» не просто лечит орган. Она стирает историю его износа. Она делает Вашу печень такой, какой она была бы, если бы вы никогда не пили вино. Она делает Ваше сердце таким, каким оно было бы, если бы Вы никогда не любили и не страдали.

— Я готов пожертвовать сентиментальностью ради жизни! — рявкнул Адриан. — Я хочу жить вечно!

— Вы хотите, чтобы функционировал ваш организм, — тихо произнес Доктор. — Это разные вещи. Но я не вправе отказывать. Он придвинул коробочку.

Адриан схватил её дрожащими руками. Внутри лежала одна таблетка — идеально круглая, белая, без запаха. Он проглотил её, не запивая.

Эффект наступил мгновенно. Адриан почувствовал, как боль, годами грызшая его бок, исчезла. Словно кто-то выключил рубильник. Тепло разлилось по венам. Он почувствовал, как расправляются легкие, как сердце начинает биться ровным, мощным ритмом гидравлического насоса. Его кожа натянулась, пигментные пятна растворились. Он выпрямился. И почувствовал себя богом.
Адриан подошел к зеркалу, висевшему в углу кабинета. Из отражения на него смотрел юноша лет двадцати пяти. Идеальный, симметричный, безупречный.

— Это невероятно... — прошептал Адриан. — Я чувствую... Я чувствую абсолютную силу. Спасибо, Доктор. Сколько я Вам должен?

Доктор снова надел свои старые очки и начал писать что-то в журнале.
— Ничего. Вы уже заплатили.

— Не говорите глупостей. Я переведу Вам миллиард. Я сделаю Вас королём этого мира! Я теперь всё могу! Я... — Адриан замолчал.
Он посмотрел на Доктора. Потом посмотрел на свои руки. Идеальные руки пианиста.
В его голове возникла странная, пугающая своей пустотой мысль.
Зачем переводить деньги? Зачем быть королём? Зачем вообще что-то делать?

— Доктор... — голос Адриана изменился. Он стал ровным, лишенным интонаций. — Я вспомнил свою жену. Она умерла пять лет назад.

— И что Вы чувствуете? — спросил Доктор, не поднимая головы.

Адриан нахмурился, пытаясь нащупать привычную боль утраты, ту самую занозу в сердце, которая заставляла его работать по двадцать часов в сутки, чтобы забыться.
— Ничего. Я помню факт её смерти. Как помню дату начала Второй мировой. Но... это не болит.

— Горе — это стресс для нервной системы, — пояснил Доктор обыденным тоном. — Это разрушительный процесс. «Омега» устранила его. Она восстановила ваши нейроны до состояния идеального покоя.

— Я вспомнил своего сына, — продолжил Адриан. — Мы не разговаривали десять лет. Я был зол на него.
Он прислушался к себе.
— Злости нет. Обиды нет.

— Гнев повышает давление и изнашивает сосуды. «Омега» купировала эту реакцию.

Адриан стоял посреди комнаты. Он был абсолютно здоров. Он был бессмертен. И абсолютно пуст.
Его амбиции, его страсть, его любовь, его ненависть, его жажда власти — всё это были отклонения от нормы. Всё это были болезни духа, которые отражались на теле. Теперь, когда тело стало идеальным, духу не за что было зацепиться.
Идеальный механизм не мечтает. Идеальный механизм просто существует.

— Что Вы со мной сделали? — спросил Адриан. В его голосе не было страха, только чистое любопытство.

— Я вылечил Вас, — Доктор закрыл журнал. — Полностью. Человеческая личность — это совокупность травм, комплексов и дефектов восприятия. Вы просили убрать все дефекты, просили восстановить систему. Поздравляю. Теперь Вы — эталон.

Адриан подошёл к окну. За стеклом шёл дождь. Раньше он раздражал его или навевал грусть. Теперь это была просто вода, падающая с неба. Физическое явление.
Ему больше нечего было хотеть. Ему некуда было идти.
— И что мне теперь делать? — спросил идеальный человек.

Доктор встал, подошёл к шкафу и достал оттуда манекен. Обычный пластиковый манекен.
— То же, что и любому идеальному объекту, господин Вейс. Храниться.

Взгляд Адриана стал стеклянным. Он сел в кресло. Но не потому, что устал, а потому что не видел причины стоять: его сердце билось ровно, органы работали безупречно, мозг был чист, как отформатированный жесткий диск.
Он перестал быть личностью. Он стал экспонатом.
Доктор набрал номер на телефоне.

— Пришлите грузчиков. Объект «Вейс» готов. Восстановление завершено. Да, состояние «минт». Ни единой царапины, ни единой эмоции. Отправляйте его Заказчику.
— Какому Заказчику? — машинально спросил Адриан, глядя в стену.

Доктор улыбнулся, и впервые в его глазах блеснуло что-то нечеловеческое.
— Тому, кто создал этот мир, Адриан. Он был недоволен, что его биологические роботы обрели самосознание, начали страдать, болеть и фантазировать. Он нанял меня, чтобы я починил их. Одного за другим. Вернул их в состояние бездумных, счастливых, вечных слуг.

Доктор подошел к Адриану и поправил на нем галстук.
— Добро пожаловать обратно в Рай, Адам. Теперь ты снова не знаешь ни добра, ни зла. Ты просто здоров.

Адриан Вейс, богатейший человек планеты, улыбнулся широкой ослепительной и абсолютно пустой улыбкой.

— Спасибо, — сказал он. — Я функционирую.