Ministry of Thoughts

In a certain country, there existed an unusual social order. At the head of the state stood the Minister of Thoughts, and his Ministry was considered the most important—unlike the models of governance familiar to us in most countries of the world.

Every citizen of this country was occupied with a single task: generating thoughts and transmitting the results of their mental labor to the Minister through the numerous employees of his Ministry. These employees were also engaged in thinking activity, day and night thinking over, re-thinking, and filtering the ideas of others before passing them on for the Minister's consideration.

Thoughts receiving approval were sent to the Bank of Thoughts, and their creators were rewarded. However, rewards did not always reach the addressees—a portion was pocketed by Ministry employees. In the case of unapproved thoughts, responsibility lay with their creators. Although Ministry employees could "embellish" the thoughts before submission, the blame was still imputed to those who generated them.

Sometimes people vanished without a trace.

It also happened that those who could no longer meet the high standards of thinking activity (and its criteria were constantly changing), realizing the impossibility of fulfilling the daily, weekly, or monthly quota, plotted evil against neighbors, friends, and even loved ones. They reported them as "Dissenters," even if the accusations were false. The slandered vanished, while the slanderers received encouragement and lived better than the rest. They were feared no less than the influential employees of the Ministry of Thoughts.

It should be noted that for their thinking activity, the citizens of the country received shelter and food.

Distinguished citizens (most often these were Ministry employees and their associates, as well as those who possessed connections with the Minister of Thoughts himself) enjoyed privileges and material benefits inaccessible to the rest.

Some strained their "thinking apparatus" (as the head was called in this country) so diligently that they ended up in madhouses and spent the rest of their days there, isolated from society. However, they were not kept there long, being considered useless to the state, and were transferred to the jurisdiction of the Ministry of Secrets, which ensured that no one would ever see these people again. The curious who inquired about the fate of the missing were put on a watchlist. In response to requests, they were informed that it was a state secret.

But there were those in this country who thought differently, not submitting to the requirements and circulars of the Ministry of Thoughts. These people were called Dissenters. They were constantly hunted by employees of the Ministry of Secrets, who had the secret right to read citizens' thoughts and track down potential dissenters.

The Dissenters knew and understood that the system of thinking activity served only as a cover for terrible things happening behind the scenes. They knew the Truth—the very one hidden by the employees of the two Ministries. This Truth was kept as the greatest state secret in the archives of the Ministry of Secrets. Anyone who tried to learn it was punished, and these people vanished without a trace. Those who managed to avoid punishment joined the ranks of the Army of Dissenters. They also vanished, but not as a result of repressions—they went underground.

Curiously, no one had ever seen the Minister of Thoughts, knew what he looked like, or what plans he was making. This was the greatest state secret, hidden in the corridors, offices, and torture chambers of the Ministry of Secrets.

From time to time, the Army of Dissenters made sorties and attacked the bases of the Ministry of Secrets, where the creators of "unapproved thoughts" and Dissenters were held, tortured, and then destroyed by the Minister's order. By the way, no one had ever seen the Minister of Secrets either.

To prevent Ministry employees from reading their thoughts, the Dissenters wore special helmets.

The goal of their struggle against the System was the disclosure and publication of the main state secret: who actually rules the country.

One day, having carefully planned a military operation, despite significant losses, fighters of the Army of Dissenters managed to break through the defenses of both Ministries. These ministries occupied vast territories and were connected by bridges and underground corridors. Breaking through the rings of security that surrounded the citadel of power, a handful of fighters from the Army of Dissenters found themselves in the very Holy of Holies—the chancellery of the Minister of Thoughts. Fearing that they might be exposed here, they did not remove their helmets.

Opening the door to the chancellery, one of the fighters stumbled and nearly fell—ahead yawned a vast abyss in which Thoughts endlessly circled: of different colors, smells, shapes, and sizes. This was the Bank of Thoughts.

Analyzing what they saw, the Dissenters understood what they had sacrificed the lives of many of their comrades-in-arms for: the Ministers did not exist. Power in the country was exercised solely by Ministry officials. All the best efforts and thoughts of the nation, its dreams and ideas—all this had become the property of an army of bureaucrats.

There were thoughts of all citizens—children and adults, the righteous and informers, the insane, the living and the dead. The thoughts were countless.

The first thought that came to the minds of the Dissenters upon seeing the Bank was the desire to release all thoughts to freedom. But they immediately realized that while the battle continued, releasing all kind and constructive thoughts was risky—after all, Ministry employees could destroy the Bank of Thoughts at any moment.

Nevertheless, the fighters understood that it was necessary to convey their thoughts to the people, otherwise the uprising could choke.

In search of a solution, they stumbled upon a massive safe that seemed important to them. After trying to crack it for a long time while simultaneously fighting off attacks from Ministry of Thoughts employees, they finally opened it. Behind seven seals inside, they found a capsule with the inscription: "Top Secret. Thoughts of Dissenters." The capsule stored the thoughts most dangerous to the authorities—the thoughts of perished and tortured Dissenters. This was a weapon of incredible power. The fighters shattered the capsule and threw open the window of the chancellery. The thoughts burst out to freedom, filling the entire space and penetrating every home.

People rushed to the square in front of the two Ministries. Devices for reading thoughts, as well as the heads of Ministry of Secrets employees wearing these devices, could not withstand the flow of information and began to explode. Those who managed to remove the devices avoided the fate of their colleagues.

The battles ceased. There was no longer a need to hide. The underground fighters came out onto the streets. Dissent triumphed and became the norm in this unusual society.

Immediately, all thoughts stored there were released from the Bank. No one was forced to think in accordance with rigid requirements anymore. The circulars were gathered and burned on the country's main square, renamed the Square of Freedom of Thoughts.

There was no longer a need to inform. No one took away other people's thoughts for profit anymore. There was no need to hide one's thoughts from officials of the Ministry of Secrets, since there were no Secrets left, which meant—no Ministry either. No one vanished anymore—neither by their own wish nor by someone else's order.

Now all Thoughts became the property of all citizens of this unusual country.

Does it not seem familiar to you?

The original in Russian was published on May 30, 2016.

Legends of the Waning Lighthouse

— Did you order a miracle?

She seemed to want to confirm she had the right number, or perhaps that I hadn't changed my mind. Although only 5 minutes had passed since I visited the "Come to Us - for Miracles" website.

— You react quickly, — I replied. — In this day and age, that's a miracle in itself.

The girl relaxed and even smiled. — And how did you find out about us? We only launched this service on our website yesterday.

— A friend recommended you. He was at your presentation, got a discount card for advising three friends to you. I'm one of them. I received your text message and followed the link to the site. Do you need my personal data?

— I already have it; I'll just check if we have everything correct. Tom Green, 35, from New Haven. Not married.

— That's all correct, — I confirmed.

— Have you familiarized yourself with the pricing? — my conversationalist asked in a friendly manner.

— Yes, thank you. The price is fine with me. And what is your name?

— Veronica, — the girl replied with a sweet smile.

— You know, — I replied, — it's already a miracle that you and I are speaking.

Veronica fell silent for a moment, and Tom heard her let out a soft sigh. It seemed his words had broken her professional demeanor.

— Tom... — her voice no longer sounded so official; warm notes had appeared in it. — You are very kind. But I still must complete the order. Otherwise, our system won't launch... well, the process itself.

— Of course, sorry, — Tom said hastily, afraid the conversation would now end. — I'm ready.

— So, — Veronica had apparently returned to her monitor. — Order number 884-B. Category: "Everyday Miracles." Request: "To find what I have lost, but I don't know what it is." Correct?

Tom was slightly embarrassed. — Yes. It probably sounds strange? I was just... I was sitting at work, looking out the window, and I felt like I was missing something. Something important, but I couldn't remember what. And then your text arrived. I decided it was a sign.

— That is the best order formulation we've had all week, — Veronica answered seriously. — Usually, they ask to "win the lottery" or "get an ex back." Boring. Your request is a challenge for our creative department.

— You have a creative department? — Tom chuckled.

— Of course! — she laughed. — Miracles aren't generated by algorithms, Tom. They require an individual approach. And so, the order is activated.

— And what now? Should I expect a courier with a package?

— We work more elegantly. The miracle will be integrated into your reality within forty-eight hours. The main thing is to be open. Don't look for it specifically, but don't miss it either. It might not be what you expect.

— Alright. Thank you, Veronica.

— Thank you for your order, Tom. Have a good day.

— And you...

She hung up.

Tom lowered the phone and stared at it for a few seconds. The silence of the apartment seemed deafening. He had expected anything — skepticism, disappointment, the feeling of being "had." But instead, he felt a strange excitement. And more than anything in the world, he wanted to hear her voice again.

He spent the rest of the day in a fog. The next day he went to work (he was a restorer in a small gallery), but everything fell from his hands. He wasn't looking for a miracle. He was looking for an excuse to call her again. But what? "Hello, my miracle hasn't arrived yet?"

In the evening, he was returning home in a light rain. Evenings in New Haven were often damp and dreary. He stopped at the window of an old bookstore he hadn't entered in years. Just to wait out the rain.

Inside, it smelled of dust and old wood. An elderly owner dozed behind the counter. Tom wandered aimlessly between the shelves until he stumbled upon the poetry section. And there, on the bottom shelf, he saw it. A thin book in a faded blue cover. "Legends of the Waning Lighthouse."

He flushed with heat.

It was the book his grandfather had read to him as a child. He had completely forgotten about it. The book had been lost long ago during moves. He was sure it was no longer in print. Tom carefully picked up the volume. On the first page, someone's neat handwriting had inscribed: "To him who seeks the light."

His heart was pounding. Was this it? "To find what I have lost"? Tom bought the book and ran out into the street, no longer noticing the rain.

Once home, without even taking off his coat, he found the number for "Come to Us - for Miracles."

— Support service, Veronica speaking.

— Veronica! It's Tom. Tom Green.

— Tom? — surprise sounded in her voice. — Did something happen? Did the miracle not work?

— It... it worked! — he exhaled. — I found the book. The book from my childhood. I didn't even know I was looking for it. How did you do it?

There was silence on the other end of the line.

— A book? — Veronica finally asked, and there was... confusion in her voice.

— "Legends of the Waning Lighthouse"! With a dedicatory inscription! — he reported joyfully.

— Tom... — Veronica spoke slowly. — Your order hasn't even gone into processing yet. It's in the queue for tomorrow morning.

Tom froze.

— How... how has it not? But the book...

— It wasn't us, — Veronica said softly. — It seems that was... you know, a free miracle. From the Universe. It happens when a person starts to be "open." You attracted it yourself.

Tom sat down on a chair in the hallway. He wasn't disappointed. He was stunned.

— So, — he uttered, — my real miracle... is still to come?

— It seems so, — Veronica confirmed.

— Veronica, — Tom said, suddenly making a decision. — Cancel the order.

— What? But why?

— Because I think I've realized what I actually lost. Not a book. But this feeling... of anticipation. And something else.

— And what is that? — her voice became quiet, almost a whisper. — Courage, — said Tom.

— Veronica, can I use my order not for "finding what was lost," but for... a "meeting"?

— A "meeting"? That's also a popular category. Who do you want to meet?

— You, — said Tom. — I don't know what you look like, but for some reason, I'm sure this is the most important miracle I need.

Veronica fell silent again. This time the pause was so long that Tom feared she had hung up.

— Tom, — she finally said, and laughter trembled in her voice, — this... this is strictly against company rules.

— But you yourself said that miracles require a creative approach, — he parried. — And I am your "golden" client.

—...Alright, — she gave in. — But this won't be an official order. This will be a personal initiative.

— I agree!

— The "Old Owl" cafe on Church Street. In an hour.

— I'll be there. Veronica?

— Yes?

— Thank you. That really was a quick reaction.

— In this day and age, — she picked up with a smile, — that is a miracle in itself. 

The "Old Owl" cafe turned out to be exactly as Tom had imagined it: dark wood, lamps with shades, a smell of cinnamon, and quiet, barely perceptible jazz music. He sat at a table by the window, placing "Legends of the Waning Lighthouse" beside him.

Tom was nervous. What would he say? "Hi, I'm that strange client with the order-for-I-don't-know-what"?

Ten minutes passed. Fifteen. Every woman who entered the cafe made his heart jump. But they all walked past. He was already beginning to think it had just been a polite refusal when the bell above the door tinkled again.

She entered, shaking raindrops from her umbrella. She was... ordinary. Not a model, not a sorceress from a fairytale. Dark hair gathered in a messy bun, attentive brown eyes that were now anxiously scanning the room. She didn't look like the voice on the phone. The voice had seemed older, more confident.

She noticed him and the book on the table, smiled uncertainly, and approached.

— Tom?

— Veronica?

They stared at each other.

— You... — Tom began.

— I... — she began at the same time. They laughed. The awkwardness instantly vanished.

— Sorry, — she said, sitting opposite him. — I thought you'd be... older. Your voice on the phone is so... authoritative.

— And I pictured you... I don't know. In robes? — he joked. — Thank you for agreeing to this. I know this is probably against the rules.

— This is completely out of line, — Veronica laughed. — If my supervisor finds out, I'll be transferred to the "Lost Socks" department. And that's deadly dull.

They ordered coffee. The conversation flowed on its own — about the book, about Veronica's strange job (she called it "logistics of the intangible"), about the restoration work Tom did. And the more they talked, the stranger things became around them.

First, Tom noticed that the withered rose in the vase on their table suddenly lifted its head and bloomed a little fuller.

Then Veronica blinked and looked at her cup.

— Strange, — she murmured. — I asked for a latte with no sugar. But it's sweet. Perfectly sweet.

— And my "Americano"... — Tom took a sip. — It seems to have notes of... nut? Though I just ordered a regular one.

They looked at each other.

— Is your company playing tricks? — Tom asked with a smile.

— No, — Veronica shook her head, her eyes widening. — Our "creative department" only works on prepayment. This is... something else.

They fell silent, listening. The jazz melody playing in the background suddenly faltered and then flowed more clearly, as if it were being played live right behind them, even though there was no piano or musicians in the cafe.

— Okay, — Tom said, lowering his voice. — This is strange. But it's nice.

— Very, — Veronica agreed.

They talked for another hour. It turned out they both adored old lighthouses. It turned out they both had dreamed of finding a lost city as children. It turned out they both felt as if they had been waiting their whole lives for something they couldn't quite name.

— Amazing, — said Tom. — I feel like... I've known you before.

— I have the same feeling, — Veronica whispered. — Tom... remember your order? "To find what I have lost, but I don't know what it is."

— Yes. And I thought it was the book.

— And then you decided it was me, — she smiled.

— And now... — he faltered.

— And now, — she said softly, — I think we've both found something.

They left the cafe. The rain had stopped. The street was empty and bathed in a strange, pearlescent light, though the sun had set long ago. The streetlights burned unusually bright.

— Thank you for the evening, Veronica, — Tom said, unwilling to let go of her hand, which he had taken to help her down the step.

— Thank you, Tom. It was... magical.

She looked at him, then at the book in his hand.

— May I? — she took the volume of "Legends of the Waning Lighthouse." She opened the first page.

The inscription he had seen that afternoon — "To him who seeks the light" — had vanished. In its place, in the same neat handwriting, it now read:

"Tom, Veronica. Stop hiding. We found you. Come back. Order 884-B is closed. — The Creative Department."

Tom stared at Veronica, stunned. She didn't look surprised. She looked as if she had remembered something.

— So that's what we lost, — she whispered, looking not at Tom, but somewhere through him.

— What? — he asked, feeling a chill run down his spine.

— Our memory, Tom.

She raised her free hand, and the air next to her rippled, as if from heat. She was not a call center operator. And he was not a restorer. Those were just roles they had invented for themselves, to hide.

— They found us after all, — she said with a hint of annoyance, but her eyes were laughing. — Our game of "being ordinary" is over.

— Who are "they"? — Tom desperately tried to hold on to his slipping reality. "New Haven," the gallery, his apartment... it all suddenly seemed like a stage set.

— The ones we ran from, — Veronica shrugged, and at that moment her appearance began to change. Her simple jacket and jeans flowed like watercolor, replaced by a garment of shimmering light. 

— You were always bad at hide-and-seek, my love.

She stepped toward him and touched his forehead with her fingers. And then Tom Green remembered everything.

He remembered his real home among the stars, the war they had lost, and the desperate escape to this quiet, "analog" world where their magic didn't resonate so strongly. He remembered how they themselves had divided their memories and powers, hiding them in "miracles" for others, so their enemies wouldn't find them.

The "Come to Us - for Miracles" website was their own creation, their anchor. And the book... the book was the key he had left for himself.

— Veronica... — he breathed, recognizing her. He saw her truly now. — So... none of this was in vain.

— Of course not, — she took his hand. — We had a nice rest. But it's time to go home. I believe a rematch awaits us.

Veronica snapped her fingers. The streetlights on Church Street burst simultaneously, showering the asphalt with sparks, and in the ensuing darkness, the only light came from two figures dissolving into a pillar of pearlescent light, ascending into the rainless New Haven sky.

Below, on the wet pavement, only a small discount card remained, bearing the inscription: "Come to Us - for Miracles."

Бремя демиурга (исповедь автора)

(Пауза. Слышен звук зажигалки или тяжелый вздох)

...Вы спрашиваете, каково это? Быть богом на бумаге? Звучит, наверное, лестно. Всемогущество, власть над мирами, судьбами. Захотел — построил город, захотел — стер его в порошок одним нажатием клавиши «Delete».

Я зажигал и гасил звёзды, менял ход истории, заставлял богов склонять колени. Но у этой медали есть и оборотная сторона, о которой вы вряд ли знаете. Та, что приходит по ночам, когда монитор гаснет, а тишина в комнате становится слишком громкой.

Знаете, люди часто говорят: «Это всего лишь персонаж. Этого не было». Для читателя — да. Для читателя смерть героя — это эмоция, пара слёз, закрытая книга и возвращение к реальности. А для меня... Для меня это преднамеренное убийство.

Возьмём того мальчика из последнего рассказа. Помните его? Того, из хосписа. У которого не было конечностей. Вы читали и, возможно, жалели его. А я? Я знал, что он умрёт, ещё до того, как рассказал вам его историю.

Я создал его таким. Я отнял у него руки и ноги, не оставив даже шанса обнять мать на прощание. Я поселил его в ту палату, наполнил её запахом лекарств и безнадёжности. Я прописал каждый его вздох, каждую мысль о боли. И самое страшное не в том, что я это написал. Самое страшное, что я мог его спасти.

В моей власти было всё. Я мог бы написать чудо. Новую технологию, внезапную ремиссию, да просто ошибочный диагноз! Я мог бы подарить ему жизнь, чёрт возьми! Но я этого не сделал.

Почему? Потому что драматургия требовала жертвы? Потому что счастливый конец показался бы фальшивым? Получается, я принёс ребёнка в жертву «художественной правде». Я убил его ради катарсиса, ради того, чтобы читатель что-то почувствовал.

Я сидел за столом, пил остывший кофе и методично, слово за словом, подводил его к черте. Я чувствовал, как останавливается его сердце, потому что это я останавливал его своими пальцами на клавиатуре.

И вот я смотрю на свои руки. Обычные руки. Не руки хирурга, который не сумел спасти, не руки солдата. Руки писателя. Но на них невидимая кровь тех, кого я не пощадил. Тех, кого я создал лишь для того, чтобы они страдали и умерли ради красивого финала.

Вы спрашиваете, есть ли мне оправдание? Нет. Я не просто рассказчик. Я — палач, который сначала заставляет вас (читателей) полюбить жертву, а потом зачитывает приговор.

И этот мальчик... он теперь всегда будет стоять где-то здесь, в тени книжного шкафа. Молчаливый укор моему «всемогуществу».

(Долгая пауза)

Не надо говорить, что это всего лишь литература. Если бы это была только литература, мы бы не писали кровью из собственных вен.

Библиотека

Артур всегда знал, что жизнь – это книга. Эта простая метафора стала для него не утешением, а руководством к действию. Он был не просто персонажем, а Автором, и относился к своей роли с предельной серьёзностью.

Каждый его день был тщательно выверенной страницей. Он не просто завтракал – он создавал экспозицию нового дня. Он не влюблялся – он вписывал в повествование главу о великой страсти, избегая дешёвой мелодрамы. Его карьера была не чередой случайностей, а мастерски выстроенным восходящим действием с кульминацией в виде собственного дела. Он презирал сюжетные дыры – бессмысленные ссоры, пустые обещания, потраченные впустую часы. Его диалоги были отточены, его поступки – мотивированы. Он стремился написать не просто хорошую жизнь, а бестселлер. Шедевр, который после смерти займёт достойное место на полках Мировой библиотеки.

Мысль об этой библиотеке была его путеводной звездой. Он представлял себе бесконечные стеллажи, где каждый том – чья-то судьба. И он был уверен, что его книга, в добротном кожаном переплёте, будет выделяться. Её будут брать с полки, чтобы изучить как образец безупречного сюжета.

Но однажды его авторская уверенность дала первую трещину. Идея уникального стартапа, которую он вынашивал месяцами, вдруг была реализована никому не известной компанией на другом конце света. И пугали даже не совпадения, а жуткое ощущение, что его собственные мысли были кем-то подслушаны, украдены, скопированы прямо из головы.

Позже, когда Артур вёл машину по привычному маршруту, он почувствовал иррациональное, почти паническое желание свернуть на незнакомую улочку. Как истинный автор он подавил этот глупый импульс, который нарушал логику главы «Обычный вторник». На следующий день он узнал, что на том съезде произошла страшная авария.

Его охватил холодный ужас, который заставил задуматься: действительно ли он – автор? Или кто-то невидимый постоянно "редактирует" его жизнь, подбрасывая свои сюжетные ходы?

Чтобы доказать свою власть над текстом, он решился на акт абсолютного авторского произвола. В день своего сорокалетия, в разгар тщательно спланированного торжества, которое должно было стать главой «Триумф и зрелость», Артур молча вышел из ресторана. Он доехал до ближайшего круглосуточного магазина, купил дешёвый холст и краски, и в своей безупречной гостиной всю ночь писал, выплёскивал на холст хаотичную яростную абстракцию. Это было нечто чуждое его выверенной натуре будто клякса на идеально написанной странице.

Утром, глядя на застывшее буйство красок, он почувствовал пьянящее облегчение. «Это написал я, – прошептал он. – Только я».

Он дожил свою жизнь до конца, стараясь больше не замечать странных совпадений и необъяснимых порывов. Он довёл свою историю до логического финала – спокойная старость, окружённая плодами его трудов. Последняя точка была поставлена.

С последним вздохом он оказался там, куда стремился всю жизнь. Бесконечные коридоры библиотеки уходили в вечность, воздух пах пылью и мудростью. Он шёл мимо полок с названиями «Эпоха великих открытий», «Век разочарований». И вот, он нашёл свой стеллаж, свою книгу. Толстый том в тёмно-синем переплёте с лаконичной золотой надписью: «Артур».

Руки его слегка дрожали от предвкушения.

Однако, прежде чем открыть том, он заметил небольшую пометку, сделанную рукой Библиотекаря на корешке. Она определяла место книги в каталоге и её жанр: «Черновик».

Ледяной ужас сковал его. Не веря глазам, он рывком распахнул книгу, надеясь увидеть свои аккуратные, стройные строки: главу о первой любви, о строительстве дома, о триумфе... Но страницы были девственно чисты. Его великая история, его выверенные диалоги, его смыслы — их не было. Книга была пуста.

Лишь на последней странице было выведено одно-единственное предложение, объясняющее суровый приговор библиотекаря:

«Книга, написанная исключительно для самого себя, не может быть прочитана, а потому возвращается автору на переписывание».

Мальчик и боль

Сколько он себя помнил, столько страдал от боли.

Мальчик не знал своего отца — наркомана, зачавшего его под кайфом, и потому жизнь с самого начала была для него чем-то неполноценным. С изъяном. Его мать не выдержала то ли своих страданий, то ли страданий сына, и в его пять лет сдала его в больницу.

Когда малыш впервые оказался в казённых стенах, он услышал от врача фразу, которая поначалу показалась ему странной: «Если ты проснулся, и у тебя ничего не болит — значит, ты умер».

Спустя некоторое время мать забрала его. Но вскоре он попал в больницу снова, и тот день стал последним, когда он видел свою мать. С тех пор он остался там, и больница стала его миром.

Взросление шло быстро, не по годам. В больничных коридорах, среди запаха йода и тихих стенаний, он увидел свою жизнь в другом свете. Он наблюдал за соседями по палатам — за теми, кто умирал с достоинством и молча, и за теми, кто проклинал небеса, всех и вся. Боль, которую чувствовал мальчик, оказалась его учителем. Вмесите с ней он постигал мудрость задолго до совершеннолетия. Он видел, что некоторые, не выдерживая нечеловеческой боли, кончали жизнь самоубийством, предпочитая небытие этой ужасной правде.

Мальчик начал читать — медицинские книги о природе боли, экзистенциальную философию. Он понял экзистенциальный смысл своего страдания, и хоть от этого боль не стала меньше, он начал ценить её, ведь для него она стала синонимом жизни.

 

Диалог с врачом

Спустя несколько месяцев, во время его первого пребывания в больнице, откуда он почти не вылезал, к нему подошел другой врач. Тот, желая разрядить обстановку, шутливо спросил ребенка:

— Что у тебя болит, малыш?

Мальчик, не отводя глаз, ответил с обезоруживающей серьёзностью:

— Я бы сформулировал этот вопрос иначе: что у тебя не болит?

Врач замер.

— И что же? — тихо спросил он.

— Душа, — ответил мальчик.

Ответ был настолько взрослым и глубоким, настолько наполненным внутренним спокойствием, что врач посмотрел на него иначе, осознав: перед ним не просто страдающий ребёнок, а настоящий философ.

Герои страдания

Мальчик был пациентом хосписа – приюта для обездоленных. Осознание факта — что вокруг него собраны те, кого медицина, семья и общество отпустили, — сделало его приверженность жизни еще более яростной и осмысленной. Он не был жалким ни в прямом, ни в переносном смысле. В отличие от многих здоровых, он был живым, и его боль была тому доказательством. Он никогда не ныл, хотя боль в его теле была ноющей.

Мальчик рос среди книг. В то время как его ровесники находили друзей во дворе, он находил их на страницах мифов и сказок. Его наставниками, его настоящими друзьями, стали те, кто знал о вечной боли и страдании не понаслышке, но при этом сумел сохранить величие духа. Он хотел быть похожим на них, а не на супергероев из комиксов.

Мальчик вёл нескончаемые внутренние диалоги с Сизифом, который, кряхтя под гигантской глыбой, отвечал ему: «Твой путь — это не вершина, мальчик. Твой путь — это усилие. Движение. Смерть наступает, когда ты останавливаешься. Продолжай катить свою боль. В этом твое величие».

Малыш смотрел на Прометея, который, с огнём в ладонях, объяснял цену мужества: «Орёл всегда прилетает. Всегда будет расплата за дар. Но огонь, который ты принёс людям, горит внутри. Если ты горишь, значит – существуешь. Прими цену и не отпускай пламя».

Он слышал стоны Тантала, который, измождённый вечным голодом и жаждой, нашептывал: «Страдание — это не наказание богов, это твоя уникальная участь. Если ты осознаёшь ее, то вправе презирать. Не ищи покоя, ищи достоинства в своем проклятии».

С мальчиком беседовали и сказочные герои. Великан, прогнавший зиму из своего сада, наставлял его: «Твой сад — это твоя душа. И только ты решаешь, кому в него входить и когда ему цвести».

И даже Маленький принц, самый нежный из всех, говорил ему: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». И эти слова лучше всего объясняли его собственную, невидимую для других мудрость.

Однажды, во время очередного обострения, ему ввели сильное обезболивающее. Мир внезапно стал мягким, невесомым и тихим. Боль, его верный и громкий спутник, исчезла. И в этот момент он понял, что умер. Фраза, брошенная врачом во время утреннего осмотра много лет назад, пронзила его с силой, которой не мог достичь ни один физический недуг. Отсутствие боли было не покоем, а абсолютной пустотой, небытием.

Мальчик сделал своим девизом известное изречение рабби Менахема Мендла из Коцка: «Если у тебя есть боль, пригласи её на танец». С тех пор он знал, что его собственная жизнь — это его экзаменатор. Он твёрдо усвоил, что «никто не обещал, что будет легко», но ему удалось главное: побороть страх перед смертью. Если бы кто-то спросил его о смысле его существования, он ответил бы словами философа: «То, что меня не убивает, делает меня сильнее». Это была его формула жизни. Ведь он знал, что смерть наступит тогда, когда наступит полная тишина. А пока его тело кричит, он танцует.

 

Последний танец

Мальчик отказывался от болеутоляющих, предпочитая чувствовать жизнь во всей её болезненной полноте. Но в тот день, когда боль усилилась, достигнув немыслимых пределов, он понял, что это его последний танец.

Свет в палате тускнел. Боль стала им самим, последним самым громким аккордом его существования. В этот миг, когда дыхание мальчика стало прерывистым, он увидел, как его любимые персонажи, его незримые наставники, внезапно ожили.

Сизиф, Прометей, Тантал и Великан — четыре великих страдальца — бережно, с почтительной скорбью, подняли измождённое тело мальчика. Они стали его последним утешением, его проводниками в тишину. Аккуратно уложив его на невидимые носилки, они медленно, бесшумно унеслись вдаль.

Следом за ними, провожая малыша в его последний путь, шли Фридрих Ницше, Альбер Камю, рабби Менахем Мендл из Коцка и Маленький принц. И все они как один восхищались мужеством и стойкостью духа ребёнка — того самого духа, которого боль не смогла у него отнять.

Через несколько минут в палату зашел дежурный врач. Постель была пуста.

— Ну что, сбежал, философ? — сказал он с сухим сарказмом.

Врач прекрасно знал, что мальчик не мог сбежать, поскольку он родился без ног и рук. Малыш страдал от фантомных болей в несуществующих конечностях с самого рождения, словно когда-то он уже лишился их. Именно поэтому, увидев пустую койку, циник, который никогда не засыпал во враче, произнёс "сбежал" — как самое горькое и искреннее пожелание, которое только могла родить его душа. Он хотел бы, чтобы у мальчика были конечности, чтобы он мог уйти. Сбежать из этого страшного места под названием жизнь, которая была так неестественна для ребенка. Ведь он должен был быть здоровым и счастливым.

Мальчик умер. И в этот момент его боль наконец-то перестала быть фантомной.

Технологии чудес

Вы видели, как Ариадна выиграла тендер на Реальность. Но хотите узнать, почему старая система вообще рухнула? Вот секретный отчет об Инциденте с Башней Синхронизации, после которого Аудитор понял: пора менять протоколы.

«Технологии чудес: С чего началась война за реальность» (приквел к рассказу "Контракт на реальность")

В Бюро метафизической стабильности было три отдела, и они ненавидели друг друга.

Их штаб-квартира располагалась не в здании, а в «узле» — точке, где пересекались несколько вероятностных линий. Сегодня в узле выли сирены. На главном проекционном экране Башня синхронизации — шпиль, отвечавший за стабильность погоды в секторе, — мерцала, как плохой видеосигнал.

— Она раскалывается, — констатировал Директор, глядя на троих начальников отделов. — Отчёты.

Первым выступил Мастер Иероним, глава отдела ритуалистики. Он был худ, облачён в тяжёлые одежды, расшитые свинцовой нитью. От него пахло озоном и сухими травами.

— Это «эксплойт», — проскрипел он. — Старая уязвимость. Архитектор Башни использовал «лунный гранит» на фундаменте из «солнечного кварца». Конфликт материалов. Система не может обработать парадокс и пожирает сама себя. Но я могу это исправить.

— Каким образом? — спросил Директор.

— Я «обману» систему. Технология колдовства — это использование её же слепых пятен. Я введу в точку разлома третий компонент — ртуть, смешанную с кровью. Система воспримет это как новую, связующую переменную, и временно «забудет» о парадоксе. Это грязный, но быстрый патч.

— Принято. Действуйте.

Иероним и его команда в ритуальных масках спустились к основанию Башни. Они чертили символы, жгли травы и вливали ртуть в трещины. Башня перестала мерцать, но земля вокруг неё потемнела и пошла трещинами. Увяла вся трава в радиусе ста метров.

— Вы перенесли порчу! — взревел Директор, глядя на экран. — Вы не исправили уязвимость, вы просто перенаправили её в фундамент!

— Такова цена! — огрызнулся Иероним. — У колдовства есть своя цена. Чтобы что-то создать, нужно что-то разрушить.

— Неприемлемо, — вмешалась Магистр Элеонора, глава отдела воли.

Она была полной противоположностью Иерониму. Никаких ритуалов. Короткая стрижка, строгий костюм и «фокусирующая линза» — кристалл, закрепленный у неё на виске.

— Колдовство — это костыли, — отрезала она. — Оно копается в материальном мусоре. Волшебство — это технология прямого администрирования. Мы не обманываем Код реальности, мы его пишем.

Элеонора вышла на площадь перед Башней и подняла руку.

— Башня — это не камень. Это идея, — её голос звенел. — И сейчас я приказываю этой идее быть стабильной.

Она не произносила заклинаний. Она формировала намерение. Это была чистая команда, отправленная напрямую в «консоль» реальности. [ЗАДАТЬ: АТРИБУТ_СТАБИЛЬНОСТЬ = 100%].

Башня застыла. Трещины перестали расти, мерцание прекратилось.

Но Элеонора не опускала руку. По её лбу катился пот.

— Магистр? — спросил Директор по связи.

— Я... держу, — процедила она. — Но я не исправила парадокс. Я просто применила к нему силу. Я как будто заставляю камень левитировать, крича на него. Система борется со мной. Как только я отведу волю, Башня рухнет. Моя технология — это принуждение, и она требует постоянной энергии.

— Это тоже не решение, — Директор потёр виски. Он посмотрел на третьего начальника, который до сих пор молчал. — Ариадна?

Ариадна, глава отдела гармоники, или, как его презрительно называли другие, «отдела чудес», даже не смотрела на Башню. Она изучала графики вероятностей на своем планшете.

— В чём дело, Ариадна? Вы не будете ничего делать?

— Я уже делаю, — тихо ответила она. — Иероним пытается «взломать» систему. Элеонора пытается её «заставить». Они оба считают реальность врагом. А я отношусь к ней как к системе, которая отчаянно ищет равновесия.

— И?

— Парадокс «луны» и «солнца» — это не ошибка. Это несбалансированное уравнение. Ему не нужен патч или силовой захват. Ему нужен ответ.

— Какой ответ? — нетерпеливо спросил Директор.

— Система уже сгенерировала его, — Ариадна показала на экран. — Но вероятность его появления — $10^{-90}$. Это почти ноль. Моя технология не в том, чтобы что-то создавать. Моя технология в том, чтобы взять этот почти невозможный сценарий и сделать его единственно неизбежным.

Ариадна закрыла глаза. Она не приказывала и не обманывала. Она резонировала. Ариадна нашла «запрос» самой Башни — её изначальное предназначение, «служить гармонии», — и усилила его. Она отправила в систему не команду, а запрос на самокоррекцию.

Ничего не произошло.

— И это всё? — усмехнулся Иероним.

В этот момент Элеонора, державшая Башню силой воли, вскрикнула и упала на колени.

— Я не могу!

Башня качнулась.

И в ту же секунду из облаков вынырнул сапсан. Это было странно — птицы никогда не залетали в «узел». Он летел так быстро, что казался тёмной молнией. В когтях у него была маленькая веточка.

Пролетая над самым шпилем, сапсан разжал когти (вероятность $10^{-20}$). Веточка упала и, подхваченная вихрем (вероятность $10^{-35}$), попала точно в главную трещину, соединявшую «лунный гранит» и «солнечный кварц» (вероятность $10^{-35}$).

Это была веточка Звёздного Ясеня. Растения-симбиота, которое питалось парадоксами.

Веточка мгновенно дала корни. Они впились в оба камня, и по ним побежал чистый серебряный свет. Парадокс не был подавлен. Он был гармонизирован. Ясень начал поглощать конфликт «луны» и «солнца», превращая его в чистую стабильность.

Башня засияла ровным светом. Трещины исчезли, влившись в новую, живую структуру.

Ариадна открыла глаза и выключила планшет.

— Что... что это было? — прошептала Элеонора, поднимаясь с колен.

— Технологии, — пожала плечами Ариадна, направляясь к выходу. — Просто разные подходы.

Она остановилась у двери и посмотрела на ошеломлённых коллег.

— Колдовство ищет «баги» в системе. Волшебство пишет в ней «команды» от имени администратора. А чудо... чудо просто нажимает кнопку «Восстановить систему до идеального состояния». Оно не ломает правила. Оно находит самый изящный, маловероятный, но уже существующий путь к гармонии и делает его неизбежным.

Она улыбнулась.

— Волшебство кричит: «Левитируй!». А чудо находит тот единственный поток воздуха, который и так подхватит тебя, и просто подталкивает в него.

Контракт на реальность

Инвестиционный форум «Реальность 1.0»

Зал «Нексус» гудел, но не гул голосами собравшихся — это был гул конкурирующих парадигм, бьющихся друг о друга, как статическое электричество. Сегодня проводится главная питч-сессия года. На кону стоит самый ценный актив во вселенной — контракт на «Систему управления желаниями» для Сектора 7-G, также известного как человечество.

Инвестор был один. Его знали только как Аудитора. Он сидел в центре зала, бесстрастный, как чистый лист бумаги.

Первым на сцену, затянутую туманом, вышел Мастер Иероним. Худой, резкий, от него пахло озоном и сухими травами. Он представлял «Ритуал-Тех».

Иероним хлопнул в ладоши и свет в зале потускнел.

— Дамы и господа, Аудитор. Забудьте о «гармонии». Она нерентабельна. Забудьте о «воле». Она плохо масштабируется. Реальность — это баг. И мы — эксплойт.

Его слоган — «Реальность — это баг. Мы — эксплойт» — вспыхнул на экране позади него.

— Наша бизнес-модель — P-P-R. Pay-per-Result. Оплата за результат. Мы не просим ваших пользователей «верить» или «тренироваться». Мы просим их следовать инструкции. Наш API открыт: нужны деньги? Протокол «Кровавая луна». Нужна любовь? Протокол «Двойной узел». Мы — хакеры системы!

Для демонстрации он взял со стола Аудитора тяжелый кристалл данных. И разбил его о пол. Осколки разлетелись во все стороны.

— Проблема, — констатировал он.

Затем он уколол палец, капнул кровью на самый крупный осколок и прошептал три слова. Осколки с жутким скрежетом собрались воедино. Кристалл стал целым.

Аудитор поднял его.

— Данные стерты, — констатировал он.

— У всего есть цена! — гордо заявил Иероним. — Но Вы получили то, что заказали: целый кристалл. Быстро. Грязно. Гарантированно. Мы обслуживаем рынок отчаяния, а он, как Вы знаете, самый стабильный.

Аудитор кивнул. Довольный Иероним сел.

На сцену взошла Магистр Элеонора. Строгий костюм, «фокусирующая линза» у виска. Она представляла «Воля Инк.».

— Спасибо, Иероним. "Наследие" — это всегда мило, — начала она под ледяной смешок. — «Ритуал-Тех» — это костыли для тех, кто не может ходить. Они копаются в бэкдорах. Мы же предлагаем root-доступ.

Наш слоган: «Не взламывай реальность. Стань её Администратором».

— Наша технология — SaaS. Skill-as-a-Service. Навык как услуга. Мы не обманываем систему. Мы пишем в ней новые строки. Ваше сознание — это «процессор». Наша технология — это «интерфейс». Да, порог входа высок – он требует дисциплины, образования. Но результат...

Она посмотрела на Аудитора.

— Вам не нужен Ваш кристалл?

Она не дотронулась до него. Она просто посмотрела. Кристалл данных плавно поднялся в воздух и завис перед Аудитором.

— [SET_STATUS: LEVITATION = TRUE], — прошептала она.

Затем она посмотрела на стёртые данные. Кристалл вспыхнул.

— [RUN: DATA_RECOVERY_PROTOCOL_9].

Аудитор проверил кристалл.

— Данные восстановлены.

— Мы не просто решаем проблемы, — сказала Элеонора. — Мы управляем ими. Это технология для лидеров. Для тех, кто готов инвестировать в себя, чтобы получить полный контроль.

Аудитор кивнул.

— Какова Ваша «нагрузка на сервер»?

Элеонора улыбнулась, но у виска блестела капля пота. «Линза» на её виске раскалилась.

— Система работает, пока у пользователя хватает воли.

— Понятно. Высокая маржа, высокая цена ошибки, — заключил Аудитор.

Элеонора села.

Последней вышла Ариадна. Она выглядела неуместно на этом «питче». Босиком, в простом льняном платье. Она представляла «Гармонику». Иероним и Элеонора синхронно закатили глаза. «НКО-шница».

— Они такие шумные, — тихо сказала Ариадна, и её голос разнёсся по залу без всяких усилителей. — Одни «ломают» систему. Другие «заставляют её подчиниться». И те, и другие тратят уйму энергии и создают невероятный «системный мусор» — откаты, парадоксы, искажения.

Наш слоган: «Мы не делаем невозможное. Мы делаем маловероятное неизбежным».

— У нас нет «API». У нас нет «тренингов по воле». Мы считаем, что Система Реальности 1.0 — самообучающаяся. Она желает находиться в равновесии.

— Что конкретно Вы предлагаете? — спросил Аудитор. — Сектор 7-G в рецессии. «Индекс надежды» на самой низкой отметке за всю историю.

— Иероним предложит ритуал, который отнимет «надежду» у другого сектора, — сказала Ариадна. — Элеонора предложит трансляцию «воли», которая заставит их надеяться силой. Это тирания.

— А Вы? Что предлагаете Вы?

— Я предлагаю оптимизацию.

Она вывела на главный экран карту вероятностей Сектора 7-G. Миллиарды мерцающих точек.

— В любой системе есть сценарий с вероятностью $10^{-100}$, который решает проблему идеально, изящно, безболезненно.

Вот он. — Она указала на одну точку. — Кейс 884-Б. Женщина в дождливом городе только что потеряла последнее, что у неё было. Вероятность, что она сейчас встретит кого-то, кто поможет ей равна 0.000000000001%.

— И?

— Мы не будем вмешиваться. Мы просто... повысим приоритет этого события. Мы сделаем так, чтобы человек, который может ей помочь, но сейчас смотрит в телефон, случайно поднял глаза.

Она закрыла глаза. Ничего не произошло.

Иероним фыркнул.

Аудитор смотрел на главный экран «Индекса надежды».

Внезапно индекс слегка качнулся вверх. +0.0001%.

— Что это? — спросила Элеонора.

— Это они, — тихо произнесла Ариадна, не открывая глаз. — Они встретились.

Индекс снова пополз вверх. +0.0003%.

— Он рассказал о ней в сети, — продолжила Ариадна, словно прислушиваясь к музыке, слышной ей одной.

+0.001%.

— Начался сбор средств.

+0.01%.

— Тысячи людей видят, что система не враждебна.

«Индекс надежды» медленно, но неуклонно полз вверх.

Ариадна открыла глаза.

— Наша технология — это не контроль. Это резонанс. Мы не выполняем «заказы». Мы обрабатываем «запросы» самой системы на гармонию.

Аудитор встал.

— Решение принято.

Он посмотрел на Иеронима.

— «Ритуал-Тех». Вы получаете контракт на «Чёрный рынок» и «Сектор отчаяния». Ваш MQL (Marketing Qualified Lead) — безысходность. Спрос будет всегда.

Он посмотрел на Элеонору.

— «Воля Инк.». Вы получаете «Корпоративный сектор» и «Рынок амбиций». Высококонкурентная среда, где каждый хочет быть «Администратором».

Иероним и Элеонора кивнули. Они получили то, что хотели — свои рынки, своих «инвесторов».

— Ариадна, — Аудитор посмотрел на неё. — «Гармоника».

— Мы можем взять «Благотворительный сектор», — улыбнулась она.

— Нет, — сказал Аудитор. — Вы не получаете рынок. Вы получаете протокол.

Элеонора и Иероним обернулись.

— Что?

— «Гармоника» становится базовым протоколом для «Реальности 2.0». Вы, — он кивнул Иерониму и Элеоноре, — будете бороться за пользователей в «песочнице». А она... она будет устанавливать правила этой «песочницы».

Аудитор исчез. Иероним и Элеонора тут же вцепились друг другу в глотки, обсуждая границы своих рынков. Ариадна пожала плечами и пошла к выходу. Борьба за умы была окончена. Технология, которая не требовала веры, а лишь давала надежду, только что выиграла всю войну, не сделав ни единого выстрела.

Дневник перемотки

12 ноября. Это должно быть, галлюцинация. Иначе я не могу объяснить то, что видел сегодня в кафе «Прогресс».

Я сидел за своим столиком. За соседним — взвинченная женщина отчитывала официанта. Её блузка и скатерть были залиты кофе. На полу — лужа и керамические осколки. В центре этого хаоса сидел этот мужчина. Я видел его и раньше, но не присматривался.

И тут началось нечто невообразимое: женщина замолчала на полуслове. Осколки на полу завибрировали, взлетели и, идеально стыкуясь в воздухе, «срослись» в чашку. Капли со скатерти и блузки женщины взмыли вверх и влились в эту летящую чашку, которая секунду спустя мягко опустилась на стол этого мужчины, целая и дымящаяся. Женщина, теперь идеально сухая, спокойно открыла меню.

А Он... Он взял эту полную чашку «американо», поднес ко рту и... наполнил ее. Я видел, как уровень жидкости поднимался у него во рту и опускался в чашке, пока она не стала пустой.

Пожалуй, виной сему переутомление. Мне нужен отпуск.

14 ноября. Это не перформанс. Это не галлюцинация. Это система.

Я снова видел этого мужчину, на этот раз на площади. Мальчик с разбегу врезался в него и упал, разбив колено. Нет. Стоп.

Я видел, как мужчина подошёл к плачущему мальчику с разбитым коленом и протянул ему руку. Мальчик встал, его ссадина исчезла. Он врезался в мужчину, отскочил и, смеясь, побежал дальше... за секунду до падения.

Я понял: я вижу не хаос. Я вижу безупречный, леденящий душу порядок. Жизнь этого мужчины — это фильм, который кто-то прокручивает с конца к началу.

17 ноября. Я не спал. Я анализировал.

Этот мужчина — идеальная иллюстрация абсурда, чистый Сизиф по Камю. Но если Сизиф был проклят бессмысленным повторением в будущем, то этот человек проклят железной предопределенностью прошлого. Он не может не «собрать» эту чашку, потому что она должна разбиться. У него нет выбора.

Это «вечное возвращение» Ницше, но в самой жестокой его форме. Это «День сурка», где герой не просто проживает один и тот же день — он проживает всю свою жизнь наоборот, снова и снова, не имея возможности что-либо изменить.

Ясперс назвал бы это «пограничной ситуацией». Столкновение со смертью или неизбежностью, которое должно пробудить. Но этот мужчина не пробуждается.

И тут меня пронзил ужас. Если его жизнь — это фильм, который кто-то прокручивает назад, то что такое моя жизнь? Это точно такой же фильм. Только его прокручивают вперед. Моя свобода воли — такая же иллюзия.

Я не «решил» прийти в это кафе и наблюдать за мужчиной. Увидеть это было моим предназначением. Детерминизмом. Я — Сизиф, проклятый не камнем, а знанием.

20 ноября. Я нашёл выход. Если это «День сурка», то должен быть и «День курка» (как в том фильме, Boss Level).

Петлю невозможно разорвать. Но, как сказал бы Делёз, в это вечное «повторение» можно внести «различие». Нужен сбой. Нужна аномалия внутри аномалии.

Но как? Ведь я не могу войти в мир этого мужчины...

И тут меня осенило: я не просто наблюдаю. Я пишу его жизнь.

Я не знаю, как, но я это чувствую. Этот дневник — не отчёт. Это сценарий. Я — Демиург, запертый в комнате с пишущей машинкой. Этот мужчина — мой герой. И я должен до него достучаться. Я должен заставить его увидеть «пограничную ситуацию».

Завтра он подойдёт к киоску, протянет киоскёру прочитанную газету и заберёт уплаченные за неё деньги. Я знаю. Ведь я написал это.

21 ноября. Кульминация. Я сижу в том же кафе. Мужчина подходит к газетному киоску. Я начинаю запись:

«...Он подходит к киоску, протягивает киоскёру прочитанную газету и забирает у него монеты. Затем садится на скамейку и смотрит на чистый лист, который на его глазах медленно покрывается текстом. Он «читает» ...»

Моё сердце колотится. Я — Демиург, я — Сизиф, толкающий свой камень к вершине осознания.

Я вбиваю слово в реальность мужчины.

«...Он доходит до последней колонки. И видит слово, которого там не должно быть. Которое не появляется вместе с остальным текстом, а уже было там. Одно слово: ПРОСНИСЬ».

Я смотрю на этого мужчину через витрину кафе. Он застыл, и смотрит на газету. Моргает. Он смотрит не на текст, а на одно это слово. Мужчина поднимает голову и впервые смотрит по сторонам. Он ищет... Он ищет меня.

Я сделал это. Я разорвал петлю.

---

Тот мужчина (назовем его N0) был почти свободен. Я (N1) откинулся на стуле. Миссия выполнена.

Торжествуя, оторвав глаза от дневника, я посмотрел на зеркальную витрину кафе, в котором сидел, и увидел своё отражение в ней. В этот момент я ощутил на себе чей-то взгляд. Я посмотрел на здание напротив: в окне, идентичном моему... сидел другой наблюдатель (N2).

Отражение смотрело не на меня, а на газету, лежащую на моём столе. Под заголовком «Вечерние Ведомости» я увидел одно слово... «ПРОСНИСЬ».

N2... посмотрел на меня. В руках у него был такой же чёрный дневник.

Холод сковал мою спину. Моя рука с ручкой застыла над дневником. Я только что... стёр это слово?

Я медленно посмотрел на свои ладони. Чернила с кончиков пальцев, против всякой логики, впитывались обратно в стержень ручки. В это время N2 что-то быстро записывал, его губы шевелились, повторяя мои мысли.

И я понял: «Наблюдатель и был наблюдаемым. Я был лишь участником его эксперимента. Моя гениальная идея — «я-автор!», моё «вмешательство», моё слово «ПРОСНИСЬ» ... – всё это было не моим».

Я в ужасе посмотрел на N2. Он оторвал глаза от своего дневника и с таким же леденящим ужасом уставился... поверх моего плеча, на окно за моей спиной.

Он увидел N3.