На протяжении всей своей сознательной жизни он испытывал глубокую ненависть к людям низкого роста. Ненавидел их потому, что они, как казалось ему, были изгоями в мире людей среднего и высокого роста. Он наблюдал, как их не любили, ограничивали в возможностях, словно запрещая занимать те профессиональные и социальные ниши, где они могли бы утвердиться, и оставляли только те роли, которые, по мнению общества, предназначались для «нормальных» и высоких людей.
Он видел, как людям низкого роста приходилось почти ежедневно доказывать свою нормальность, своё право на уважение. Это была поистине изнурительная борьба, требующая от них постоянного напряжения. Часто они были вынуждены компенсировать «недостаток» роста блестящими умственными способностями, яркими лидерскими качествами, исключительным ораторским мастерством — если, конечно, имели таковые. Но даже если им удавалось достичь выдающихся успехов в разных сферах, это не меняло отношения к ним. Их продолжали недолюбливать, ведь они, низкорослые, умудрялись добиться того, чего не достигали многие «нормальные» люди. И это вызывало зависть и даже злобу.
И он, как и все остальные, испытывал к ним ту же ненависть. Он ненавидел их за то, что женщины, которые ему нравились, чаще отдавали предпочтение высоким и статным мужчинам. Если же некоторые женщины и подпускали к себе низкорослых, то это, в основном, были те, кто стал объектом снисходительности и жалости. Нередко они даже оказывались карликами, которых общество воспринимало как шутов и безобидных забавников, позволяя им многое лишь потому, что это были карлики. Да, им позволяли «быть собой», но при этом обращались с ними покровительственно, пренебрежительно, а подчас и жестоко, наказывая за малейший проступок, иногда без всякой причины. За это он тоже их ненавидел.
Он воспринимал людей низкого роста как неполноценных существ, которых природа обделила чем-то важным, сделала их «недоделанными». Он не считал их равными себе и остальным. Напротив, он видел в них болезнь, генетический дефект. Он считал, что, имея подобный «изъян», они не должны иметь права на полноценное существование. В его глазах они были уродами, которых лучше бы не было вовсе, ведь их присутствие нарушало гармонию в мире людей.
Он пристально следил за ними — и вблизи, и на расстоянии. Каждый раз он приходил к тем же выводам: что бы они ни делали, как бы ни старались, они оставались «чужаками» для него. И выводы эти не приносили ему удовлетворения, не вселяли спокойствия. Напротив, он испытывал глубокое раздражение и безысходность, не находя решения «проблемы низкорослых» в своём представлении. Он ненавидел себя за это бессилие, за то, что ему приходилось терпеть их существование. Он ненавидел их — этих низкорослых людей, виновных, по его мнению, лишь в том, что они осмелились появиться на свет, нарушая его идеал.
Но ненависть к другим была ничем в сравнении с его ненавистью к самому себе. Ведь он сам был карликом. Именно поэтому, в первую очередь, он ненавидел людей своего роста — своих собственных собратьев по «несчастью». Как он ненавидел бы своё отражение в зеркале, если бы мог видеть в нём только несовершенство. Он сражался с самой природой, ставя под сомнение её замысел и требуя справедливости, понятной только ему одному, хотя прекрасно знал, что изменить себя не в силах. Он не мог и не хотел принимать себя таким, каким его сотворила природа. За это он ненавидел себя.
Более того, он презирал великанов. Лишь потому, что знал: ему никогда не стать таким, как они, — высоким, сильным, свободным от гнёта собственной низкорослости. Он понимал, что в сравнении с ними всегда будет на задворках их мира, и это вызывало у него зависть, смешанную с глубокой ненавистью.
Он был способен лишь на одно чувство — ненависть. Ненависть к себе, ненависть к своим собратьям по росту, ненависть ко всем вокруг. Ненависть даже к тем, кто, возможно, не подозревал о его существовании.
Комментариев нет:
Отправить комментарий